Старик тут же подтвердил его догадку, представившись:
- Я Михал Окора, городской Голова Гребенска. Признаюсь, ждал вас гораздо раньше, ведь посылал запрос в епархию, почти год назад, но вполне понимаю, что охотников ехать сюда найдется немного. Разрешите узнать, как вас зовут?
- Отец Филарет.
- Так вы остаетесь? Говорят, вы уже все тут осмотрели. - При этом Голова посмотрел в сторону дома и замер с открытым ртом. - Э-э, а что это там происходит? - Спросил он с таким искренним любопытством, что монах едва удержался от улыбки.
- Молодые ребята пришли вместе с Марицей. Хотят помочь с домом.
- О! - Уважительно произнес Михал . - Марица молодец. Я своего по субботам отпускаю только потому, что она с ними. Все лучше, чем..., - он махнул рукой, - Ну так что, решено? Отец Филарет, вы поймите, с деньгами помочь сейчас невозможно. Налоги...
- Я остаюсь, - мягко ответил монах.
- О! Ну будьте здоровы! У меня еще много дел. Извините, что отвлек, - и с этими словами, городской Голова поспешно засеменил в сторону ратуши.
- Вот и славно, - пробормотал отец Филарет, - кажется, жизнь входит в свою колею.
***
Марица вышла из дома, убедившись, что ребята без нее справляются прекрасно, а то, что девушки тоже им помогают, не прошло бесследно. Каждый хотел показать себя, соревнуясь в мастерстве, но работали слаженно. И как всегда, руководил ими Ежи. Сразу распределил, кто что делать будет, хорошо знал у кого что лучше получается. Слушались его охотно, недаром выбрали своим вожаком.
Словно прочтя ее мысли, Ежи появился на крыльце с довольной улыбкой, мол, гляди, ну разве я не молодец.
- Опять грустишь, Марица? - Спросил он, остановившись рядом.
Девушка оглянулась, задумчиво на него посмотрев. Ежи, красивый, высокий, широкоплечий, с шапкой светлых кудрей и правильными чертами лица очень ей нравился, но лишь как старший брат. У девушек он пользовался успехом, не только потому что являлся младшим и самым любимым сыном Головы, но и благодаря красивым голубым глазам и обаятельной улыбке. Среди гребенских парней, с которыми Марица дружила, он был самым старшим, умным и сильным, уже второй год был атаманом их ватаги. Общаться с ним было приятно, хотя принадлежность к семье Головы Гребенска делало его порой очень надменным и нетерпимым.
- Да, Ежи, грустно было. А тебя увидела и сразу на душе весело.
- Смеешься, Марица?
- Нет же. Не хмурься. Просто радуюсь жизни. Согласись, прекрасный день, - улыбнулась девушка, - смотри, твой батюшка разговаривает с отцом Филаретом.
- Вижу. Рад, наверное, что священник появился. Все сетовал, что не приедет к нам никто. А как ты?
- А что я?
Ежи облокотился на перильца, стал внимательно рассматривать Марицу, словно видел ее впервые.
- Что хотел от тебя мерзавец Гамсунг? И еще князь. Ты и с ним знакома?
Марица улыбнулась, но ничего не ответила, до сих пор не хотелось даже вспоминать о вчерашнем. Весь город теперь судачит о ней. Но не это главное, вот и Ежи спросил, а что князь-то подумал, даже не хочется представлять.
Парень, не дождавшись ответа, вспыхнул, шагнул ближе:
- Марица! - Тихо сказал он, поднял руку, будто коснуться хотел ее лица, но не решился под ее укоризненным взглядом. Заговорил торопливо, убедившись, что никто не слышит: - Если не хочешь, не говори, я же понимаю, тебе нелегко это. Что говорят люди. Но мне то тоже несладко. Ты же знаешь, я...
- Ежи! Хватит!
- Да помню я! Да, обещал не говорить об этом! Но я же не могу перестать думать о тебе! А тут Гамсунг и князь... А ты даже не говоришь!
Марица вспыхнула, чувствуя такую жалость к парню, что едва не высказала этого вслух, но вовремя сдержалась, улыбнулась мягко:
- Я слышала налоги собирают? Наверное твоему отцу нелегко?
Ежи нахмурился, глядя на нее сверху вниз, закусил в досаде губу. Потом резко отвернулся, отошел опять к перильцам:
- Собрали уже, - глухо сказал он, - этот чертов Шлоссенберг свое получит, палач проклятый. Даже думать о нем спокойно не могу.
- Что твой отец говорит?
- О-о! Нет, Марица, как говорит отец при девушках лучше не повторять.
Марица невольно рассмеялась, представив ругающегося черными словами седовласого и такого сдержанно-чинного всегда градского главу.
Ежи тоже улыбнулся, спросил заискивающе:
- Завтра как обычно, у реки? Будешь со мной танцевать?
- А ты приглашаешь? - Улыбнулась Марица.
- Конечно! Только с тобой и танцевал бы!
- Ну и славно, - она вдруг нахмурилась и посмотрела на парня доверчиво и серьезно:
- Боязно мне, Ежи, может без меня завтра? Не хочется город покидать. Не спокойно мне теперь. Ты же понимаешь.
- Марица, как же так? Хочешь все отменить?
Ей совсем не хотелось отменять эти субботние встречи у реки. Весело было. Костры жгли. Каждый приносил разную еду, заваривали травяной чай, иногда ребята умудрялись добыть дикий горный мед и получалось настоящее пиршество. Песни пели, хороводы водили, в игры поцелуйные играли, на качелях качались. Парни свою удаль старались показать, боролись, задирали друг друга без обид. Девушки наряжались, платья себе шили, рубахи вышивали, украшения из бисера плели, пояски узорчатые. Рукоделие с собой брали, каждая старалась показать, какая она мастерица, как умеет тонкую работу делать, но и потанцевать успевали и спеть и на парней полюбоваться, и сами впечатление на них произвести.
Но вот что теперь будет, после того, как Гамсунг был унижен на глазах всего города? Марица зябко повела плечами. Страшно подумать, какую месть он ей готовит. Не стоит им завтра вечерку устраивать, опасно слишком. Но как всем это сказать? Что из-за нее, Марицы, из города выходить теперь нельзя?
- Тебе холодно? - Сразу спросил Ежи, увидев как она обхватила себя руками. Стал снимать с себя богато расшитый кафтан.
- Нет, Ежи, нормально, не надо. - Запротестовала Марица.
- Ну раз ты не хочешь на вечерку, я тоже не пойду.
- Очень хочу! Но я тетке Клаве слово дала. Из города не выходить. Переживает она за меня.
- Я тоже переживаю. А что, если... - Ежи задумался, отвернувшись к церкви, забарабанил пальцами по перильцам - была у него такая привычка, когда нервничал, потом снова повернулся, уже с улыбкой.
- А давай в городе! В нашем саду места достаточно. Отца я уговорю!
- О! Ежи! Какой же ты молодец!
- Правда? - Обрадовался он.
- Да, правда. Ты скажи ребятам. А я уже домой пойду. Вечереет.
- Конечно, не беспокойся. Они за тобой в огонь и в воду пойдут. И я тоже! И здесь все сделаем. Не успеем сегодня - завтра снова придем, продолжим. Я провожу тебя?
- Ежи, не надо!
- Марица, от твоего взгляда у меня в груди холодеет. Почему ты так со мной? Чем не люб? Я же все для тебя сделаю, в шелках и парче ходить станешь.- Он осекся от ее взгляда, сказал со вздохом: - Все, все, молчу я, но проводить то могу?
- Не можешь. Вчера князь и Гамсунг, сегодня ты провожаешь...
- Но тебе же грустно, я вижу!
- Прощай, Ежи!
- Прощай, Марица, - покорно ответил сын Головы.
Поглядел вслед легкой фигурке девушки, сжав кулаки, представил, как бы он с Гамсунгом расправился, жаль, что она всем говорить об этом запретила. Ведь могут они уже многое. Парни о князе поговаривают. И Марфа их сбивает с толку. А какой князь, что в нем такого хорошего? Разве не он у них атаман, он, что, сам не может начать войну с бандами? Может, просто смысла в этом не видел, а теперь, когда такое дело...
Ежи Окора, поправил кунтуш с заткнутым за него кинжалом, сплюнул сквозь зубы, выругался негромко и решительно зашел в дом священника, откуда слышался перестук молотков и веселые голоса.
***
Адам остановил Бурана перед крыльцом уже знакомого дома Пахома Саблина. Не успел он соскочить с коня, как тяжелые ворота приоткрылись и он увидел Дмитрия - одного из внуков советника. 'О как меня встречают! Как князя', - внутренне улыбнувшись, подумал Адам. Пройдя через полутемную арку во внутренний двор, двинулся следом за не проронившим ни слова Митей. Привычный оружейный зал встретил его тишиной и прохладой, разительно отличающейся от раскаленной солнцем улицы.