— «Комитет борьбы»… — засмеялась Ирина. — Вот тебе и программа контакта. Томпсоновец.
— Сейчас прочтем.
Мартин писал, что из антарктической экспедиции он вернулся в свою авиачасть близ Сэнд-Сити, где-то на юго-западе США. Тут же по предложению Томпсона его откомандировали в распоряжение уже сколоченного адмиралом добровольного общества борьбы с космическими пришельцами. Назначению Мартин не удивился: Томпсон сказал ему об этом еще в самолете по дороге в Америку. Не удивился он и должности. Узнав о том, что еще в колледже Мартин печатался в студенческих журналах, адмирал назначил его пресс-агентом. «По-моему, старик мне явно не верит, считает меня двойником, чем-то вроде вражеского солдата из пятой колонны, и потому хочет держать при себе, приглядываться и проверять. Из-за этого я не рассказал ему, что произошло со мной по дороге с нашей авиабазы в Сэнд-Сити. А рассказать кому-нибудь надо, и, кроме тебя, некому. Только ты один разберешься в этой дьявольщине. Мы с ней знакомы по Южному полюсу, только здесь она иначе загримирована».
Письмо было написано на пишущей машинке — больше десятка плотно исписанных листиков. «…Мой первый очерк не для печати, а для тебя, — писал Мартин. — Скажешь по совести, гожусь ли я в газетчики». Я перелистал несколько страничек и ахнул.
— Читай, — сказал я Ирине, передавая прочитанные листки, — кажется, все мы влипли.
13. ВЕСТЕРН В НОВОМ СТИЛЕ
Мартин писал:
«Солнце еще только подымалось над горизонтом, когда я уже выехал за ворота авиабазы. Надо было спешить: сутки отпуска — срок небольшой, а до Сэнд-Сити меньше чем за час не доберешься. Я весело махнул рукой невыспавшемуся часовому, и мой древний двухместный „корвет“ привычно рванул вперед по размягченному зноем асфальту. В багажнике что-то погромыхивало с противным скрежетом, цилиндры постукивали, напоминая о своей дряхлости. „Сменить бы машинку, — подумал я, — давно пора: восьмой год со мной кочует. Да жаль расстаться — привык. И Марии нравится“.
К Марии, собственно, я и ехал в Сэнд-Сити — провести свой последний свободный день перед отъездом в Нью-Йорк к адмиралу. Познакомили меня с Марией ребята с авиабазы в первый же вечер после моего возвращения из Мак-Мерде. Новенькая в этом баре, она нельзя сказать, чтобы выделялась — девчонка как девчонка, в крахмальном халатике, с прической под Элизабет Тейлор: все они из бара под кинозвезд работают, — но почему-то привязался к ней сразу, все свободные вечера к ней в город гонял и даже матери написал, что есть, мол, одна хорошая девушка, ну и все такое прочее — сам понимаешь.
В эту поездку я уже окончательно все решил и даже разговор с ней обдумывал; задерживаться, понятно, не хотел. Но пришлось все-таки остановиться. Какой-то парень замельтешил на дороге, я ему просигналил, а он, вместо того чтобы просто сойти с обочины, заметался, запсиховал и грохнулся под машину. Понятно, я затормозил, высунулся, кричу:
— Эй, друг, машины не видел?
Он посмотрел на меня, потом на небо и медленно поднялся, отряхивая от пыли свои старые джинсы.
— Тут не машины, а кой-что похуже людей пугает. — Он шагнул ко мне и спросил: — В город?
Я кивнул, он сел, все еще дикий какой-то, чем-то напуганный, с мелкими каплями пота на лбу, с темными мокрыми кругами на рубахе под мышками.
— С утра кросс затеял? — спросил я.
— Хуже, — повторил он и полез в карман. Оттуда на сиденье машины вместе с платком выскользнул вороненый „барки-джонс“ образца пятьдесят второго года.
Я удивленно присвистнул:
— Гонка преследования?
В глубине души я уже жалел, что связался с ним: не люблю таких встреч на дороге.
— Дурак, — беззлобно ответил он на выдавший меня взгляд. — Это не мой, а хозяйский. Я тут за стадом присматриваю. На ранчо Виниччио.
— Ковбой?
— Какой там ковбой… — поморщился он, вытирая вспотевший лоб. — Я и на лошади-то сидеть как следует не умею. Просто деньги нужны. Осенью учиться пойду.
Я внутренне усмехнулся: кровожадный гангстер, спасающийся от шерифа, превратился в обыкновенного студента, прирабатывающего на вакациях.
— Митчелл Кейси, — представился он.
Я тоже назвал себя, рассчитывая не без тщеславия, что имя мое, воспетое газетами со времени встречи с драконами на Мак-Мердо, докатилось и до него, но ошибся. Он не слыхал ни обо мне, ни о розовых „облаках“ — два месяца ни радио не слушал, ни газет не читал: „Может, уже война началась или марсиане высадились — один черт, ничего не знаю“.