Выбрать главу

Я рванул вниз вскочившего было Мартина и сказал:

- Уверяю вас, адмирал, что я - это действительно я, кинооператор экспедиции Юрий Анохин, а не созданная "облаком" модель. Когда я снимал фильм, мой двойник, как загипнотизированный, отступал к снегоходу: вы это видели на экране. Он сказал мне, что кто-то или что-то заставляет его вернуться в кабину. Видимо, его уже подготовляли к уничтожению. - Я смотрел на поблескивающие очки адмирала, и меня буквально распирало от злости.

- Возможно, - сказал он, - хотя и не очень убедительно. У меня вопрос к Мартину. Встаньте, Мартин.

Летчик поднялся во весь свой двухметровый рост ветерана-баскетболиста.

- Слушаю, сэр. Копию я собственноручно прикончил.

Адмирал улыбнулся.

- А вдруг вас собственноручно прикончила копия? - Он пожевал губами и прибавил: - Вы пытались стрелять, когда подумали об агрессивных намерениях "облака"?

- Пытался, сэр. Две очереди трассирующими пулями.

- Результативно?

- Никак нет, сэр. Все равно что из дробовика по снежной лавине.

- А если бы у вас было другое оружие? Скажем, огнемет или напалм?

- Не знаю, сэр.

- А уклонилось бы оно от встречи?

- Не думаю, сэр.

- Садитесь, Мартин. И не обижайтесь на меня: я только выяснял смутившие меня детали сообщения господина Зернова. Благодарю вас за разъяснения, господа.

Настойчивость адмирала развязала языки. Вопросы посыпались, подгоняя друг друга, как на пресс-конференции:

- Вы сказали: ледяные массы перебрасывают в Пространство. Какое? Воздушное или космическое?

- Если воздушное, то зачем? Что делать со льдом в атмосфере?

- Допустит ли человечество такое массовое хищение льда?

- А кому вообще нужны ледники на земле?

- Что будет с материком, освобожденным от льда? Повысится ли уровень воды в океане?

- Изменится ли климат?

- Не все сразу, товарищи, - умоляюще воздел руки Зернов. - Давайте по очереди. В какое пространство? Предполагаю: в космическое. В земной атмосфере ледники нужны только гляциологам. Вообще-то я думал, что ученые - это люди с высшим образованием. Но, судя по вопросам, начинаю сомневаться в аксиоматичности такого положения. Как может повыситься уровень воды в океане, если количество воды не увеличилось? Вопрос на уроке географии, скажем, в классе пятом. Вопрос о климате тоже из школьного учебника.

- Какова, по-вашему, предполагаемая структура "облака"? Мне показалось, что это газ.

- Мыслящий газ, - хихикнул кто-то. - А это из какого учебника?

- Вы физик? - спросил Зернов.

- Допустим.

- Допустим, что вы его и напишете.

- К сожалению, у меня нет эстрадного опыта. Я серьезно спрашиваю.

- А я серьезно отвечаю. Структура "облака" мне неизвестна. Может быть, это вообще неизвестная нашей науке физико-химическая структура. Думаю, что это скорее коллоид, чем газ.

- Откуда, по-вашему, оно появилось?

- А по-вашему?

Поднялся знакомый мне корреспондент "Известий":

- В каком-то фантастическом романе я читал о пришельцах с Плутона. Между прочим, тоже в Антарктиде. Неужели вы считаете это возможным?

- Не знаю. Кстати, я ничего не говорил о Плутоне.

- Пусть не с Плутона. Вообще из космоса. Из какой-нибудь звездной системы. Но зачем же им лететь за льдом на Землю? На окраину нашей Галактики. Льда во Вселенной достаточно - можно найти и ближе.

- Ближе к чему? - спросил Зернов и улыбнулся.

Я восхищался им: под градом вопросов он не утратил ни юмора, ни спокойствия. Он был не автором научного открытия, а только случайным свидетелем уникального, необъяснимого феномена, о котором знал не более зрителей фильма. Но они почему-то забывали об этом, а он терпеливо откликался на каждую реплику.

- Лед - это вода, - сказал он тоном уставшего к концу урока учителя, соединение, не столь уж частое даже в нашей звездной системе. Мы не знаем, есть ли вода на Венере, ее очень мало на Марсе и совсем нет на Юпитере или Уране. И не так уж много земного льда во Вселенной. Пусть поправят меня наши астрономы, но, по-моему, космический лед - это чаще всего замерзшие газы: аммиак, метан, углекислота, азот.

- Почему никто не спрашивает о двойниках? - шепнул я Тольке и тотчас же накликал себе работенку.

Профессор Кедрин вспомнил именно обо мне:

- У меня вопрос к Анохину. Общались ли вы со своим двойником, разговаривали? Интересно, как и о чем?

- Довольно много и о разных вещах, - сказал я.

- Заметили вы какую-нибудь разницу, чисто внешнюю, скажем, в мелочах, в каких-либо неприметных деталях? Я имею в виду разницу между вами обоими.

- Никакой. У нас даже кровь одинаковая. - Я рассказал о микроскопе.

- А память? Память детства, юности. Не проверяли?

Я рассказал и о памяти. Мне только непонятно было, куда он клонит. Но он тотчас же объяснил:

- Тогда вопрос адмирала Томпсона, вопрос тревожный, даже пугающий, должен насторожить и нас. Если люди-двойники будут появляться и впредь и если, скажем, появятся неуничтожаемые двойники, то как мы будем отличать человека от его модели? И как они будут отличать себя сами? Здесь, как мне кажется, дело не только в абсолютном сходстве, но и в уверенности каждого, что именно он настоящий, а не синтезированный.

Я вспомнил о собственных спорах со своим злосчастным "дублем" и растерялся. Выручил меня Зернов.

- Любопытная деталь, - сказал он, - двойники появляются всегда после одного и того же сна. Человеку кажется, что он погружается во что-то красное или малиновое, иногда лиловое и всегда густое и прохладное, будто желе или кисель. Эта невыясненная субстанция наполняет его целиком, все внутренности, все сосуды. Я не могу утверждать точно, что наполняет, но человеку именно это кажется. Он лежит, бессильный пошевелиться, словно парализованный, и начинает испытывать ощущение, схожее с ощущением гипнотизируемого: словно кто-то невидимый просматривает его мозг, перебирает каждую его клеточку. Потом алая темнота исчезает, к нему возвращаются ясность мысли и свобода движений, он думает, что видел просто нелепый и страшный сон. А через некоторое время появляется двойник. Но после пробуждения человек успел что-то сделать, с кем-то поговорить, о чем-то подумать. Двойник этого не знает. Анохин, очнувшись, нашел не одну, а две "Харьковчанки", с одинаково раздавленным передним стеклом и с одинаково приваренным снегозацепом на гусенице. Для его двойника все это было открытием. Он помнил только то, что помнил Анохин до погружения в алую темноту. Аналогичные расхождения наблюдались и в других случаях. Дьячук после пробуждения побрился и порезал щеку. Двойник явился к нему без пореза. Чохели лег спать, сильно охмелев от выпитого стакана спирта, а встал трезвый, с ясным сознанием. Двойник же появился перед ним, едва держась на ногах, с помутневшими глазами, в состоянии пьяного бешенства. Мне кажется, что в дальнейшем именно этот период, точнее, действия человека после его пробуждения от "алого сна" всегда помогут в сомнительных случаях отличить оригинал от копии, если не найдут к тому времени другие способы проверки.