Он держал глаза закрытыми. И взгляд Рахима в благоговейном восхищении остановился на его господине: для Рахима на свете не было никого, кто мог бы сравниться с Турсеном. Никто не имел такой широкой груди, таких огромных рук и такого царственного чела. Ничье лицо и тело не было отмечено таким количеством знаков победы: сломанная переносица, сломанная скула, бесформенные суставы, трещины в коленях, скрытые морщинами шрамы. Каждый шрам это знак выигранной скачки, победы в борьбе, триумфа - всех тех ставших легендарными событий, о которых не устают рассказывать пастухи, конюхи, садовники, ремесленники и торговцы. Для ребенка все эти рассказы казались волшебными, героическими сказками, которые он мог слушать бесконечно. Возраст Турсена не имел для Рахима никакого значения. Для него он был героем, он был идолом и он был вечен.
Когда Турсен открыл глаза, то почувствовал внезапный прилив свежих сил и бодрости. Ему показалось, словно годы потеряли свою злую силу, и его колени опять способны подчинить самую упрямую лошадь, а его руки достаточно сильны чтобы вырвать у огромной толпы бешено скачущих всадников, шкуру козла - самый лучший трофей всех боев и игр степей.
"Что за волшебное средство, - подумал Турсен,- всего лишь пара капель холодной воды."
На самом деле, хотя оба этого не знали, волшебным средством был взгляд мальчика, в котором, словно в зеркале, Турсен прочел свою несломленную силу.
Когда они вышли из дома, солнечные лучи уже появились на горизонте степи. Турсен и бача повернулись ту сторону, где за горами, пустынями и долинами, лежала Мекка. Было время первой молитвы. Рахим опустился на колени и коснулся лбом земли. Старый человек остался стоять, но наклонил свою обмотанную тюрбаном голову так низко как мог, и склонился над палкой на которую он опирался обеими руками.
Для Рахима эти мгновения были самыми лучшими в течении дня: этот святой час молитвы он проводил вдвоем с чавандозом, чье имя гремело во всех долинах по эту сторону Гиндукуша. Другие бача, работающие на кухне, в саду или конюшне, конечно имели больше свободного времени и могли иногда даже увильнуть от работы, или незаметно перехватить пару лакомых кусочков, но зато с каким любопытством, с какой завистью следили они за губами Рахима, когда он рассказывал им новую историю услышанную от Турсена, или, что правда случалось не часто,- придумывал таковую сам.
Турсен тяжело поднял свою голову и распрямил плечи. Рахим вскочил на ноги одним прыжком и воскликнул:
- Какой прекрасный день!
И старый человек рассудительно ответил:
- Это обычно для данного времени года.
Большая жара прошла. Перед ними простиралась степь в чистом, теплом свете осени. Он глубоко вдохнул свежий утренний воздух. Скоро южный ветер, стада и скачущие по степи всадники поднимут облака сухой пыли. Вокруг них лежало имение с его заботливо орошаемыми садами, с его пашнями, полями, цветами и фруктовыми деревьями.
А на другой стороне бесконечной долины, через которую он так часто скакал: Маймана, Мазари Шариф, Катаган.
В каждой из этих провинций, начиная от границы с Ираном, где начиналась их собственная Маймана, до Катагана у подножья Памира, жители гордились тем, что имели самых лучших овец, ткали самые дорогие ковры и разводили самых быстрых скаковых лошадей. В венах у них текла одна кровь, ведь их предки, покорители степей, пришли сюда из северной Азии.
И их дети учились ездить на лошади раньше, чем начинали твердо стоять на ногах.
Это была родина Турсена. Конечно, земля лежащая к югу от покрытого снегами Гиндукуша тоже была Афганистаном, но Турсен был истинным сыном степи и по сравнению с ней все остальное тускнело в его глазах. Как ему рассказывали, земля начинающаяся за Гиндукушем была странным, враждебным миром с высокогорными долинами и устрашающими горами. Там люди не носили чапанов, у них были длинные волосы и они говорили на другом языке. Оттуда прибывали наместники провинций, чиновники, офицеры, управляющие, в общем все те люди, которые сидели в седле как мешки с трухой.
А еще, через несколько часов туда должен был отправиться Урос...
Его руки судорожно обхватили рукоять палки. Нет, он не должен думать об отъезде Уроса. До сего момента это удавалось ему довольно легко. Утреннее омовение и молитва отгоняли эту мысль.
Но теперь...
"Это потому, что я посмотрел в эту сторону" - подумал Турсен.
Он так быстро развернулся, что напугал Рахима.
"Вот здесь, на севере и есть моя земля пока хватает взгляда."
Там, лишь через два часа скачки, - текла Амударья. А за ней начиналась Россия. Но там, как и здесь, земля все еще была пологой, одинаковая пыль покрывала ее летом, один снег зимой, а весной вырастали одни и те же густые травы. Тут, как и там, люди были смуглы, имели узкий разрез глаз и самым бесценным подарком Аллаха считали прекрасную лошадь. Они говорили на очень похожем языке.
В молодости он часто сопровождал своего отца в поездках на другую сторону Амударьи. Тогда там правил Хан Хивы и Бухарский Эмир, а так же большой и далекий Царь Севера, который сделал их своими вассалами. Людям одной с ними религии и одного происхождения в тех краях всегда были рады.
"О мечети, о базары Ташкента и Самарканда! О яркие, роскошные ткани, играющие на солнце шелка, серебряные сосуды тонкой чеканки, великолепное оружие!"
И губы Турсена сами собой растянулись в улыбке и повторили те слова, что он выучил тогда, хотя сейчас по прошествии более тридцати лет, все изменилось на берегах Амударьи. Мосты разобрали, а переходы строго охранялись.
- Хлэп...Зэмля...Вода...Лошад...- тихо произнес старик.
А Рахим услышав эти слова тут же перевел их:
- Нан...Замин...Об...Аспа...
Потому что Турсен часто рассказывал ему о том времени и каждый раз с благоговением слушал Рахим его истории о стране, которая была так близка и так недостижима одновременно. Страшные солдаты охраняли теперь границы с обеих сторон. Иногда Рахим специально провоцировал Турсена на рассказы, задав ему с виду какой-нибудь невинный вопрос.
Но сегодня Турсен начал говорить сам, в надежде прогнать свои тяжелые мысли. И в то время, как солнце поднималось над степью все выше и выше, Турсен, наклонившись к Рахиму, рассказывал о караванах киргизов, татарских рынках, воинственных танцах, садах и дворцах принцев, об этом прекрасном зеленом оазисе, - богатейшем из всех оазисов в сердце Азии. И ребенок держал глаза закрытыми, чтобы не пропустить ни одного слова.