Поселковые мальчишки кинулись провожать, но скоро отстали. Ежась от утреннего холодка, они долго стояли на дороге, махали картузами. И каждый в эту минуту душой был там, в походной колонне.
Вечером бабка хватилась: где Севка? Кинулась к соседям, допросила Севкиных товарищей. Нет, никто не знал. Утром, когда провожали эскадрон, Севки среди мальчишек не было.
- Сбежал, окаянный! - заголосила старуха. - Где его теперь искать?
На следующее утро она полезла в свой сундук и нашла записку.
"Бабуся, не ругай меня и не плачь, - писал Севка крупными печатными буквами, хоть и знал, что бабка неграмотная. - Двоим нам никак не прокормиться. Если объявится батька, дай ему знать, что ушел я с эскадроном Красной Армии. Авось не пропаду и вернусь с победой".
...День и другой шел эскадрон. Останавливались, пасли на лужайках коней, поили в ручьях. Кавалеристы приносили в котелках пшенную кашу, курили едкий самосад, иногда пели. А Севка лежал, закопавшись в сено, ничего не видел, но все слышал. Судороги сводили его голодный живот.
Наконец не выдержал - вылез. Был вечер. В небе светились звезды. Невдалеке паслись стреноженные кони. У костров сидели кавалеристы, ели дымящуюся кашу.
- Хлеб да соль! - подошел Севка к одному из костров.
- Едим, да свой! - ответил пожилой обозный, приглядываясь. Постой-ка, ты почему в расположении эскадрона находишься? Айда к командиру, товарищу Реброву.
Командир сидел на своей черной бурке, опершись спиной о седло, переобувался. У ног - широкий кавалерийский ремень, шашка в ножнах и маузер в деревянной кобуре.
- Парнишка приблудный! - доложил ездовой. - Тайком с обозом следует.
Командир посмотрел сурово:
- В эскадроне, да еще тайком. Выходит, ты, приятель, не иначе как военный шпион.
- Что вы, товарищ командир! - взмолился Севка. - Не сойти мне с этого места... Спросите у кузнеца дяди Архипа...
- У дяди Архипа? А не тот ли ты хлопчик, который моему Бурьяну на левую заднюю подкову подарил?
- Тот самый! Севастьяном звать. А фамилия - Снетков.
- Садись! - приказал командир. - Каши Снеткову!
Подали котелок, деревянную ложку. Севка уселся на край командирской бурки, чуть отодвинув шашку, глянул на конвойного, который его привел. Тот, потоптавшись, вернулся к своему костру.
Насытившись, Севка аккуратно облизал ложку, поблагодарил:
- Спасибо, дядя!
- На здоровье! А теперь расскажи, как думаешь домой добираться. Ведь отмахали мы за эти дни верст полтораста.
- Домой? - вздохнул Севка. - К бабке? Она и сама-то голодная-преголодная. А тут еще я. Домой мне никак нельзя, дядя. Вот если б вы в эскадрон взяли. Не глядите, что мал, мне уже четырнадцатый, прибавил он себе целый год. - Могу при санчасти состоять или при кузнице с дядей Архипом. А если что - из пулемета тоже...
- Можешь из пулемета?
- Смогу! Пулеметчик Дроздов сколько раз при мне разбирал своего "максимку" до винтика. И ничего в нем хитрого, в пулемете.
Подумал, помолчал эскадронный.
- Писаря ко мне! - приказал.
Явился писарь, козырнул, звякнул шпорами.
- Зачислить товарища Снеткова на котловое довольствие! Пока будет при кухне, а там увидим.
Вот как повернулась Севкина жизнь. Хоть без коня, без шашки, да все равно он теперь боец! А со временем добудет и коня.
Быстрый, неутомимый парнишка приглянулся всем. Кашевар, дядя Андрей, не скупился на похвалы:
- Огонь, не парень! Вихрь! Одно плохо - разут. Надо ему каку-никаку обувку справить, а то виду нет - шпоры не к чему прицепить.
И справил: где-то в деревне выменял у старика на алюминиевую собственного литья ложку пару новеньких пеньковых лаптей.
- Обувайся! - приказал. - Для лета - легки, для зимы теплы. Не у каждого взводного такая шикарная обувка имеется. Видел, в чем воюют?
- Как не видеть, - ответил Севка. - У кого опорки, у кого калоши.
Кавалерия может воевать и в конном, и в пешем строю. Но в пешем она теряет главное свое преимущество - подвижность. Потому-то эскадрон, в котором служил Севка, часто перебрасывали, придавая его пехотным полкам для прорыва, для выхода на фланги, а то и в тыл противника. И хоть Севка в боях пока не участвовал, все же многое успел повидать и понять.
Дядя Андрей поучал:
- Главное - тыл, это уж завсегда. Фронт на нем, как дом на фундаменте. Наш эскадрон, к примеру, ходит сейчас по тылам противника. Через то у беляков дрожь в коленках и несварение желудка - не знают, где мы их лишь куснем для виду, а где под корень вдарим.
Засыпав две горсти соли и размешав в котле, кашевар продолжал, снизив голос:
- Беспременно вдарим! По всем приметам, не сегодня-завтра.
Предчувствие не обмануло старого бойца. В ночь Ребров перебросил эскадрон к небольшому селу, укрыл в роще и послал разведку.
- В гарнизоне от силы рота! - доложил старший разведки. - И, видать, нас не ждут. Вооружение не так чтобы шибкое: артиллерии - ноль, а пулеметов, по видимости, один - на колокольне. Если с наскоку...
- С наскоку петухи дерутся, - осадил разведчика эскадронный. Сколько же пулеметов, если не "по видимости"?
- Один, должно быть, - развел руками разведчик. - Они тоже не дураки показывать.
К рассвету второй и третий взводы перешли подмерзшее болотце и затаились в овраге. Первому взводу приказано спешиться и идти на село в лоб - для маскировки.
Севка видел, как из рощи выскользнула цепь первого взвода, припала к земле. За ней - вторая цепь, тоже ползком. Неужели противник не видит? Или подпускает на выстрел?
Рядом с кухней стояла в резерве запряженная парой пулеметная тачанка. Ее редко применяли в атаках, чаще при отходе - для заслона.
Пулеметчик Дроздов молча курил одну цигарку за другой, хмурился. Ездовой Охрименко лежал под кустом на попоне, укрывшись с головой шинелью, - маялся животом.
Вот и первый выстрел с той стороны! Над плетнем заголубел дымок. С нашей стороны - залп. С колокольни - пулеметная строчка. Завязалось!