Красиво сказано в песне: «Укрой, тайга!» Не укрыла вот. А люди рисковые были. Пешком через всю Сибирь! Пешком? Ну да, это еще когда железную дорогу не провели… Так чего же Севка сидит? Зажирел, что ли, в Гусаках? Он ведь не Турбай, который не смеет отойти от будки. Он — человек. Всадник! В Сибирь-то ведь приехал. Ни билета в кармане, ни денег, война по всей России, а приехал. С каторги и то люди бежали, а ему всего лишь от хозяина.
Мысленно он уже в пути. Прежний Севка — жилистый, быстрый и ловкий. Летят навстречу знакомые станции, подводит с голодухи живот, ветер бьет в лицо, силится скинуть с крыши. Шалишь, Севка на поезде не новичок! А впереди Москва. «Здравствуйте! Не ждали?»
Ух, хозяин вскипит! Ну и плевать! Пусть хоть лопнет от злости. Паук! Сапоги пожалел, а Севкину ногу не жалко.
И тут услужливая память издалека принесла не раз слышанные от покойной бабки слова: «Снетковы сроду на чужое не зарились…»
Когда пустили мельницу после ремонта, встал и Севка с нар. Одну ногу обул в сапог, другую, раненую, — в опорок. Хромает возле весов, записывает в книжку пуды и фунты, разводит завозчиков, если те сцепятся из-за очереди. Только все это теперь словно бы его и не касается. Ему безразлично. Будто захлопнулась какая-то дверь, а за ней остались и мельница, и хозяин, и все Гусаки.
И вдруг эта дверь отворилась!
В субботу Севка засобирался было за продуктами. Померил на раненую ногу разрубленный сапог — нет, не надеть. Задача! На мельнице — и так ладно. Но не хромать же по деревне в такой разномастной обувке: одна нога в сапоге, другая — в опорке.
Вышел из завозчицкой, сел на ступеньку крыльца и ничего не может придумать. Разве подождать, пока стемнеет?
В это время что-то запылило на дороге. Севка сощурился от закатного солнца, бившего в глаза, пригляделся. Да это же Назарка! То шажком пройдется на своих кривых, то рысцой пробежится. Заметив Севку, наддал еще пуще.
Прибежал, и никак не отдышаться. Густые ресницы запылились, козырек картуза съехал на сторону, а за спиной — торба с продуктами. Маленький, коренастый, круглый, как колобок.
— Здравствуй, Назарка! Что это ты прибежал? Еды принес?
— Ага, еды, — кивнул Назарка, развязывая торбу. — Хлеб… сало… а это нельма! — вытащил он копченую рыбину, завернутую в тряпицу.
— Ого! Тетка Степанида положила?
— Не-е, — помотал головой Назарка. — Взял в кладовке.
— Сам? Разве ж можно?
— Там этой нельмы — завались.
— Большой ты вырос, Назар, и когда только успел? — спросил Севка, вспоминая свою первую встречу с Назаркой. — Небось скоро на мельницу заступишь… на мое место.
— Не-е! Я лучше на своем, — захлопал ресницами и насторожился Назарка, силясь понять, зачем этот разговор.
— Что это ты сегодня зеваешь? Не выспался?
— Чего-то вот тут болит.
Сдернул Севка картуз, пощупал Назаркину голову — горячая!
— Купался в Тавде?
— Не-е, не купался.
— А по воде ходил? Небось рыбу ловил?
— Ловил… Только не клюет.
— Значит, простыл, — заключил Севка. — Домой побежишь или на мельнице переночуешь?
— На мельнице…
— Ну, тогда марш на мою постель! А то стоишь босиком, а тут сыро от реки.
Среди ночи Севка проснулся. Рядом сопел Назарка, от него веяло жаром, как от печки.
— Дядя Порфирий! — тихонько позвал Севка. — Что это с ним?
— А что? — отозвался мельник, словно и не спал.
Порфирий слез, прошлепал босыми ногами к лампе, прибавил огня и вернулся к нарам.
— Да-а, брат! — дотронулся до Назаркиного лба. — Так и горит. Липовым бы отваром напоить.
Проснулись завозчики. Начали советовать каждый свое.
— Что твой отвар! — возразил один. — Влить бы ему с полстакана самогона-первача. Враз бы как рукой…
— Оно бы неплохо, — перебил второй. — Но ведь малое дитя. Его нутро, поди, не примет этой гадости.
— И то верно, — согласился первый. — Нипочем не примет.
Утром Порфирий смотался в Гусаки, привел Егора Лукича.
Назарка проснулся и сразу захныкал. За ночь он осунулся, глаза ввалились.
— Что болит? — спросил отец. — Голова?
Отвернулся Назарка, ничего не сказал.
Над ним склонился Севка, зашептал:
— Так нельзя! Ты скажи. Может, у тебя и еще что болит, не одна голова?
Назарка с усилием проглотил слюну, указал пальцем на горло.