О чем думал бессонной ночью Егор Лукич, неизвестно. Но, как видно, думал. Утром, чуть свет, он появился в завозчицкой.
— Вот что, Дмитрий, — заговорил потупясь. — Выпили мы вчера лишнего, невесть чего наговорили… Ты, это самое… Иди-ка домой, а то перед соседями срам. Что же касается Савостьяна, так я разве стою на своем? Может, и верно, что Кушевка осталась без приплода по старости. Ну, выплатим человеку заработанное, а дальше как сам знает: может в Россию ехать, а может и оставаться, не гоню. Парень он дельный, и не баловной, худого не скажу. Ты как, Савостьян?
— Поеду.
— Ну, поедешь, так езжай, это дело твое.
Глава XVIII
ПОДКОВЫ ВЫСЕКАЮТ ОГОНЬ
И опять те же кони. Но запряженные на этот раз уже не в повозку, а в розвальни. Заиндевели на морозе, фыркают, бегут резво. Тот же звенит под дугой колокольчик, та же несется навстречу тайга, только зимняя — вся седая.
Все то же и все не то, потому что не тот уж Севка. Не висит теперь на нем, как на колу, полушубок, а на ногах не лапти — сапоги. И не какие-нибудь — всего только раз и обутые, те самые, в которых Егор Лукич к обедне ходил.
И хоть правит конями хозяйский сын, Севка с ним как равный.
Одно не выходит из головы — Назарка. Все порывался ехать. Кинулся было вслед за санями, но где ему против коней…
— Удивительное дело! — в раздумье говорит Севка. — Вот вы, Дмитрий Егорович, такого богатого хозяина сын, а держите совсем другую сторону: за меня заступились, за Порфирия, против родного отца.
— Не другую сторону, а как раз ту! — поправил Дмитрий. — На этой стороне, брат, не только ты с Порфирием, а и еще народу миллионов больше ста. На той же, где отец, — всего ничего. Мне так другое удивительно: как случилось, что ты за Назарку горой? Ведь он же хозяйский сын?
Подумал Севка, помолчал и говорит:
— Так ведь и вы хозяйский, а вон какой! Из Назарки, может, не хуже нас человек вырастет. Он же еще маленький.
— Не хуже, говоришь? Мало этого. Надо, чтобы лучше нас. Я его заберу, в Гусаках не оставлю. Оставить, так копотью обрастет…
— Какой копотью?
Долго молчал Дмитрий, задумчиво глядя на заиндевелые хвойные стены по обе стороны убегающей вперед дороги. Наконец повернулся к Севке:
— Какой, спрашиваешь? Той же, которую и мы с тобой, как ни трясем с себя, а она все тут. Въелась! Тебе вот было не сдвинуться из-за жеребенка. Чужое добро! Правда?
— Чужое! — кивнул Севка. — Хозяйское.
— Правильно! Так тебе кругом внушали. И отец с матерью, и дед с бабкой, потому что им тоже внушили. А в школе — учитель. А в церкви — батюшка с крестом да кадилом: «Грех! Анафема!» Но кому это было надо, чтоб ты трепетал перед хозяйским добром? Да все тому же хозяину! Мой отец — мелкая сошка, но и ему тоже. А были ведь и покрупнее: миллионеры-фабриканты, помещики, прибравшие к рукам тысячи десятин земли. А над ними — сам царь, объявивший себя помазанником божьим. У него в руках уже не только поп да учитель, а и суд, и верные жандармы, и армия, вооруженная пулеметами и пушками. Сила! — Подумал Дмитрий, прибавил: — А только нашлась сила и против царя да помещика. Где они? Одно воспоминание! Но вот в сознании нашем осталась от того режима вбитая веками копоть: со страхом оглядываемся на церковь, верим порой в нечистую силу и по привычке все еще готовы стеречь чужое добро хоть оно и не хозяйское вовсе, а нам принадлежит. Это счастье, что меня, желторотого гимназиста, еще до революции судьба свела с одним ссыльным в Тобольске. С Валентином Бекасовым. Два года корчевал он в моей закоптелой голове пни да коренья. Малость расчистил. Приоткрыл глаза на людскую кривду, которую мы с отцом считали истинной правдой. Но мне еще предстоит до многого доходить. Надо, брат, учиться. Тебе тоже.
— Обязательно! — подтвердил Севка. — Еду ведь не только по своей охоте, а и по приказу командира эскадрона. Велит и дальше быть всадником. Пеший, мол, конному не товарищ. Раз конный — будь впереди!
Севке показалось, что он плохо разъяснил про пеших и конных. Но Дмитрий понял. И еще от себя добавил:
— Путь нам предстоит длинный, а времени в обрез. Потому-то и надо быть в седле. И тебе, и мне с Назаркой, и тем миллионам людей, которые на нашей стороне. Всадники идут быстрее.
В Тюмени Севка не задержался. Переночевали с Дмитрием у Елены Ивановны, купили на толкучке для Назарки подержанный букварь и распрощались.