Второй раз в жизни едет Севка в пассажирском вагоне. Но тогда было холодно, кругом раненые. Сейчас же теплынь, чистота! Даже не верится, что есть на свете такая благодать.
Мелькают станции, все те же. Но куда девались толпы людей? Откуда взялся порядок? Окна вокзалов аккуратно заделаны досками, а то и застеклены. На одном — крыша тесовая, а на другом, глядишь, и железная. Поезда не стоят часами у семафоров, как раньше.
Севка разглядывает пассажиров. Сидят, пьют кипяток, беседуют. Какая-то женщина в большом ворсистом платке, какой-то старичок в поношенной овчинной шубейке. С верхней полки торчат ноги в растоптанных валенках, из которых высунулись две метлы прелой соломы. По одежде-то Севка просто буржуй против остальных…
— Ваши билеты!
Нет, Севка теперь не пугается этого грозного окрика. Он достает из бумажника билет, протягивает ревизору: разглядывай хоть сквозь очки, хоть так — билет правильный!
Завечерело. Пассажиры устроились на ночлег. Кто полез на верхнюю полку, кто прикорнул в уголке, по привычке обнимая во сне свои пожитки.
А Севка у окна. Ему охота наглядеться на ту дорогу, по которой приехал в Сибирь, сравнить, что было и что стало.
А еще надо подумать. Перед ним ведь хоть и радостная, но незнакомая новь. Пробует, по рассказу Клавы, представить себе Москву, квартиру с роялем на Якиманке. Пригодился все-таки адрес!
Думает про Москву, а перед глазами — окраина Гусаков. Раннее утро, мороз, скрип полозьев. Двухпудовый тулуп на Зине, из которого совсем не видать лица. Лишь глаза светятся. И глаза говорят ему те слова, которые приготовила Зина, да не посмела сказать.
Вспомнил, как нашел ее в Тюмени на чердаке и как ноги понесли было его прочь, неведомо куда…
Пуржит за окном. Тарахтят колеса, паровоз выстреливает в темноту искры. Та-та-та!
Нет, это не колеса… Какой-то другой, очень знакомый звук… Конница? Эскадрон скачет? Так и есть! Летят по ветру грива и хвост Бурьяна, летит черная бурка. Неужели командир? Он, Степан Викторович! С лету Бурьян грохает копытами в мерзлую землю, высекает подковами огонь. А ведь под Бурьяном Севкина дареная… Тр-рах! Тр-рах! И пламя… И пламя из-под копыт. И конский храп, и гул. Эскадрон скачет, всадники! И Севка в строю, шпорит коня. Рядом летят комиссар на Юноне, Сергей Гаврилов, Крупеня, Клешнев в красных галифе. А это кто же с бородой? Дядя Мирон! Он же не из нашего эскадрона?.. И дядя Афанас! И Микола Гуж! Оглянулся Севка. Мать честная! От горизонта до горизонта — всадники. Летят и шпорят коней. Тут и Клава, и Зина. И Назарка! Закусил губу, слился с конем, летит, как и вся конница. На нашей стороне!
Сам равняется по старшему брату Дмитрию и коня своего равняет по его коню.
О найденных в тексте ошибках сообщать почтой: vgershov@pochta.ru
Новые редакции текста можно получить на: http://vgershov.lib.ru/