– Здоровье! – сказал он.
На секунду Хейлеману показалось, что это имя кислевита, но потом он понял, что это тост или приветствие. Знаменосец принял бурдюк и сказал:
– Будь здоров!
– Здоровье! – повторил кислевит.
Вино было сладким и густым, с привкусом скисшего молока, но оно было крепким, и Герлах сразу ощутил тепло в желудке.
– Хорошо, – кивнул он.
– Яха. Кумыс, – ответил лансер. – Кумыс – хорошо для души!
Герлах передал бурдюк Витали.
– Будь… – начал он, а потом поправился: – Здоровье!
– Здоровье, Вебла! – отозвался Витали и широко улыбнулся, обнажив мелкие ровные зубы.
– Витали, – медленно сказал Витали и ткнул себя пальцем в грудь. – Вебла. – Он указал на Герлаха. – Хорошо драться вместе. Бить кьязаков. – Он отхлебнул кумыса и передал бурдюк дальше.
– Меня зовут Герлах Хейлеман, – сказал Герлах.
– Шо?
Знаменосец постучал себя по груди:
– Герлах.
– Шо? Нэ Вебла?
– Нет. Нэ. Герлах.
Витали наморщил лоб, поразмыслил и пожал плечами.
– Что значит «кьязак»? – спросил Герлах.
– Кьязак, яха! – сказал Витали и выжидающе посмотрел на знаменосца.
– Что это значит?
– Шо?
– Что значит «кьязак»?
Витали беспомощно взглянул на Герлаха.
– Ух… шо – кьязак? – предпринял тот еще одну попытку.
– А! Это… это… м-м-м… – Витали поморщился и посмотрел мимо Герлаха на плотного лансера. – Митри! – позвал Витали и спросил что-то по-кислевски. Герлах уловил слова «кьязак» и «импирини».
Митри немного подумал и произнес грубым, низким голосом:
– Значит… всадник.
– Они все – всадники, – сказал Герлах. – Все норскийцы… всадники.
– Нэ, – сказал Митри. – Всадники… кьязаки… их мало. Охотятся сами по себе. Они не часть полка норскийцев.
Митри объяснил кое-что еще. Герлах понял, что у слова «кьязак» специфический смысл и «всадник» не передает полностью его значение. Кьязаки – грабители, банды разбойников, которые рыщут вокруг основного войска в поисках добычи. Герлах никогда об этом не задумывался, хотя не раз слышал разговоры о племенах северян. Север не был унифицированным пространством, а северяне не были единой расой. Они вместе мигрировали на Юг только потому, что их объединяла жажда захвата новых земель и голод добычи. У них не было общей государственной войсковой организации, как в Империи. Тем поразительней было то, что они смогли действовать как единый организм в битве при Ждевке.
«Что объединяло их в единое целое, – гадал Герлах, – какая чудовищная сила?»
Захмелевший знаменосец полулежал у костра и наблюдал за тем, что происходит вокруг. Кто-то из кислевитов был занят починкой шлемов и кольчуг, используя в качестве молотков рукоятки кинжалов. Кто-то выправлял или украшал новыми перьями деревянные каркасы крыльев. Двое кислевитов затянули длинную, заунывную песню на странный мотив. Бурдюк с кумысом продолжал ходить по кругу.
Герлах вдруг вспомнил о своем коне и вскочил на ноги. Первые несколько секунд ему было непросто устоять на ногах. Либо кумыс был крепче, чем он предполагал, либо его организм был настолько измучен, что легко поддался действию спиртного.
– Вебла?! – окликнул его Витали.
Герлах отошел от костра. Всего несколько шагов – и стало темно и холодно. Без кольчуги и доспехов отсыревшее полотняное белье и войлочная куртка неприятно липли к потному телу.
Вокруг костра кислевиты установили палатки. Проходя между ними, Герлах понял, что это очень примитивные конструкции. Каждый лансер, соорудив треногу из копья и двух дротиков, ловко накидывал на нее свой плащ или одеяло, служившее попоной. Герлах слышал лошадей, чувствовал их запах, но в кромешной темноте холодной ночи никак не мог их разглядеть.
– Вебла! – Это подошел Витали, в руке он держал сук, который поджег от костра.
– Мой конь, – сказал Герлах. – Я не присмотрел за ним. Он начал хромать…
Витали пожал плечами:
– Мой конь?
Витали взял его за рукав и повел вниз по склону. Лошади находились в загоне из дрока, и только конь Димитера и Саксен были на привязи. Степные лошадки покорно жались друг к другу.
В центре стада что-то светилось. Подойдя ближе, Герлах увидел, что свет исходит от небольшой масляной лампы.
Двое обнаженных по пояс и взмокших от пота лансеров начищали лошадей пучками травы. Возле лампы ссутулился старик в длинном бешмете и ловко правил подкову с помощью маленького стального молоточка.
– Бородин! – тихонько позвал Витали.
Старик закончил работу и поднял над головой свою тусклую лампу. Это была небольшая глиняная чаша с фитилем.
Витали на кислевском объяснился со стариком.
Тот поднес лампу к лицу Герлаха и внимательно посмотрел на него. У самого Бородина было обветренное, изборожденное морщинами лицо.
Он отвел Герлаха к Саксену. Конь знаменосца и боевой конь Димитера были расседланы и вычищены. Бородин поднял переднюю ногу Саксена и показал Герлаху новую подкову. Он также смазал копыто целебной мазью.
Пока Герлах спал, кислевиты позаботились о его коне, как о своих лошадях.
– Бородин – мастер лошадь, – сказал Витали.
– Мой друг хотел сказать «мастер по лошадям», – поправил Витали старый кислевит. – Это честь для меня занимать такой пост в роте, еще я мастер по металлу.
У старика был сильный акцент, но он очень хорошо изъяснялся на родном языке Герлаха.
Витали и Бородин заметили удивленное выражение на лице Герлаха. Витали рассмеялся.
– Бородин много учится, – усмехнулся он.
– Возвращайся к огню, солдат Империи, – мягко сказал Бородин. – Тебе нужен отдых не меньше, чем Саксену.
Герлах кивнул и позволил Витали увести себя вверх по склону холма.
На полпути он резко остановился и посмотрел назад.
– Откуда ты узнал имя моего коня? – крикнул он.
Но Бородин снова принялся за работу и ничего не ответил.
К тому времени, когда они вернулись к костру, разогревшиеся и насытившиеся лансеры оживились. Бурдюк с кумысом ходил по кругу, песни звучали громче и веселее. Теперь уже пело несколько кислевитов, а один подыгрывал им на деревянном инструменте, похожем на уменьшенную копию лютни. Он ловко пощипывал струны, извлекая из своего инструмента ломкие звенящие звуки. Два лансера отбивали ритм на перевернутых котелках. Кто-то танцевал вокруг костра, прихлопывая в ладоши.
Герлах и Витали устроились на прежнем месте, к ним присоединился Вейжа с молоденьким лансером по имени Кветлей. Еще несколько раз они принимали бурдюк, пили из него и передавали дальше. Герлах окончательно расслабился.
– О чем они поют? – спросил он.
Витали и Вейжа совместными усилиями пытались сформулировать ответ. Каждый предлагал несколько слов, они жонглировали ими и порой приходили к одному результату. Витали владел языком Герлаха гораздо лучше, чем думал сам. Юный Вейжа, который не переставал поправлять Витали, на деле владел языком Империи куда меньше, чем ему представлялось. Кветлей, который и двух слов связать не мог по-имперски, просто сидел и наблюдал.
Люди, объяснили Герлаху, благодарят богов: Урсана – Отца Медведей – за защиту; Дазха – за огонь; Тора – за победу.
Герлаха одолевала дремота, уже почти в полусне он задал еще один вопрос:
– Кьязаки. Зачем вы выкололи им глаза?
Витали и Вейже потребовалось время, чтобы понять смысл вопроса.
– Ослепить, яха? – переспросил Витали.
– Они уже были мертвы.
– Нэ. Не их души. Духи вернуться. Злые. Искать здесь, искать там, искать везде, где найти, кто их убил. Витали не хочет духи найти его, яха?
Герлах рассмеялся; несмотря на жар от костра, его бросило в дрожь, и он из суеверия коснулся бляхи на ремне.
Духи пришли за ним поздно ночью. Они, как туман, просачивались из леса между стволов деревьев, шелестя листвой. Духи клубами поднимались от подножия холма, их приближение встревожило лошадей в загоне.