— Если Земля в ближайшие сутки не предоставит колбонгам свободу действий, половину из оставшихся Норнис выкинет в космос без спасательных капсул. Для демонстрации серьезности намерений. Еще через сутки — всех остальных.
Мазур говорил об этом спокойно, как будто смерть от рук пришельцев из космоса была чем-то обыденным и незначительным, даже скучным.
— Что ж: когда мы подписывали контракты, то соглашались на непредвиденные риски, — сказал я. — Кто из наших остался?
Мазур назвал десять человек, не включая нас.
— Ну, а тут есть новости? — спросил он.
— Нет. Я не шпион, эта вещь оказалась у меня случайно, — на всякий случай добавил я.
— А жаль! — Мазур добродушно усмехнулся. Который раз я подумал, что завидую его хладнокровию.
— Я постараюсь сообщить, если что-то изменится, — сказал он. — Если не получится — что ж: приятно было работать с тобой, Саша.
Мы пожали руки, и его вывели.
Вученевич смотрел в угол, кусая губы.
— Эй, Лех! — окликнул я его. — Костя ведь не отправлял тебя сюда.
Он все так же молча кусал губу.
— Зачем же ты тогда вызвался? — спросил я. — Улетел бы с остальными, был бы уже на Аргусе. У тебя ведь…
— Дочка, но мне нужно как-то смотреть ей в глаза, — перебил он с неожиданной яростью в голосе. — Если я ее еще увижу. Закроем эту тему, Кремнев. У тебя у самого родители на Земле, братья-сестры… Что, нешто ты ни разу в жизни не струсил?
В самом деле: у каждого из нас был свой потайной ящичек, который не стоило открывать.
— Спасибо, что постарался помочь, — ответил я единственное, что пришло в голову.
Установившееся молчание было долгим и тяжелым.
Прошло часа три, или чуть меньше: в изолированном боксе сложно было уследить за временем. Никогда в жизни бы ни подумал, что окажусь в плену на борту инопланетного корабля и там меня будет мучать скука; но безделье тяготило чрезвычайно. Поэтому возвращение Норниса и медиков я воспринял с нездоровым энтузиазмом.
На голову мне надели сетку с электродами, специально подогнанную под размер человеческого черепа. Затем, когда все было готово, Норнис дал мне пенал Йокса и потребовал подержать в руках каждую монету и сказать о ней что-нибудь.
Я подчинился. С соседней койки «мою» коллекцию с интересом разглядывал Вученивич. Увы: мне нечем было удовлетворить всеобщее любопытство, кроме детских выдумок.
— Для землян собирать монеты — обычное дело? — спросил Норнис, когда я дошел до середины. — Я изучал вашу культуру, но не слишком глубоко… Зачем вы это делаете?
Я задумался, пытаясь сформулировать ответ.
— Сейчас это редкое увлечение, дань прошлому. — сказал я. — А раньше, до развития единой транспортной сети очень многие их собирали, особенно дети. Но и взрослые тоже. Монета — материальная частица чужой культуры: разве не приятно держать ее в руках? Все же, что-то в монетах есть! Иначе откуда бы у внеземных цивилизаций взяться деньгам, столь похожим на земные?
— У большинства из нас — общие предки, гораздо менее далекие, чем может показаться, — сказал Норнис. — Для Всадников их Коллекции — свидетельство их боевой доблести. Предмет гордости. По традиции их хранят в семье; отцы — отдают детям.
Краем глаза Норнис поглядывал на экраны приборов, фиксировавших мою мозговую активность.
— Продолжайте, Александр, — приказал он.
Вскоре я, миновав рубль и двадцатипятицентовик, дошел до последней монеты — той самой, которой изначально не было в пенале Йокса: монеты с птицей на башне, которую я нашел самой первой.
— Ее я подобрал на площади полиса еще до того, как встретил Всадников, — сказал я. — Должно быть, кто-то из них обронил ее в один из прошлых визитов.
Норнис и остальные колбонги слушали с напряженным вниманием.
— Я, пока был маленький, много раз пытался представить себе, какова та страна, где стоит башня, — сказал я. — Даже думал когда-нибудь написать о ней рассказ или повесть. Но так и не написал…
Повисла тишина.
Норнис, будто нехотя, оторвал взгляд от экранов и после долго смотрел на меня. Затем встал.
— Можете оставить ваши «кусочки материальной культуры» себе, если они вас радуют, Александр. — сказал он, наконец. — Продолжим позже.
Остальные колбонги выглядели разочарованными, даже подавленными. Но демонтировать оборудование они не стали и не разрешили мне снять с голову сетку: только отключили экраны перед тем, как уйти. Очевидно, теперь данные передавались куда-то дистанционно.
Мы с Вученевичем переглянулись. Я не чувствовал от Норниса угрозы, и раз он оставил приборы, то пока не собирался убивать нас. Но от его вежливости делалось не по себе.