Выбрать главу

— Вот умница, расслабилась. — Пальцы аккуратно, даже как-то нежно надавливали то там, то здесь. — Больно? Больно? Не больно? Хорошо. Хорошо. Очень хорошо!

Чем-то противно поскребли внутри и, наконец, железо вынули. Она открыла глаза. Рядом никого не было. Слышался звук льющейся воды — врач снова мыла руки. Нина боком сползла с кресла, стараясь попасть босыми ногами прямо в босоножки.

— Ну что? — Врач заглянула за ширму. — Оделись?

— Да. — Нина кивнула, сворачивая старую Димкину пеленку и скатывая ее тугой колбаской.

— Сейчас на УЗИ пойдем. Спуститесь на первый этаж и оплатите в третьей комнате. УЗИ у нас, к сожалению, платное. — Бирюзовые глаза тем не менее не выражали никакого сожаления, а блестели строго и холодно. — Ждите меня возле десятого кабинета, хорошо? Я сейчас отпущу больную и спущусь.

— А что, что-то не так?..

— Все хорошо будет, Нина Анатольевна. — Врач выглянула из кабинета, приглашая следующую пациентку. — Проходите.

Нина спустилась на первый этаж, к кассе. В двери было прорезано окошечко, туда стояла небольшая очередь. Тяжелые, темные, видимо, еще родные двери здания бывшей женской гимназии то и дело открывались, впуская очередного человека и вместе с ним порцию летнего уличного шума. Нине внезапно захотелось выйти через эти старые двери с витыми медными ручками прямо в асфальтовый августовский жар. Ей казалось, что она уже насквозь пропахла витающими здесь запахами страха и боли — старой бумаги, кварцевых ламп, дезинфекции и человеческих испарений. Но вместо этого она вежливо протянула в узкое окошечко деньги и взяла квитанцию.

Она пришла сюда позавчера от районного гинеколога. Они с Сережей очень хотели ребенка. Но после рождения Димки Нине почему-то никак не удавалось забеременеть. По этому поводу она обратилась в поликлинику два года назад, тогда-то у нее и обнаружили эту чертову фибромиому. Молодая врачиха утешала расстроенную Нину: «Да ну, чепуха! Опухоль небольшая, доброкачественная. Будете как новенькая! Тогда и о ребеночке поговорим». Нина добросовестно накупила кучу лекарств, бегала на уколы и раз в месяц на осмотр. Врач всякий раз уверяла, что опухоль уменьшается и волноваться особо нечего. Нина смущенно клала на стол «барашка в бумажке». Со временем страсти улеглись, опухоль не чувствовалась, в работе не мешала, и она больше года никуда не ходила. Но приближался новый учебный год, и она решила посетить врача и успокоить совесть.

В хорошо знакомом кабинете вместо приятной во всех отношениях молодой девицы сидела усталая хмурая тетка, небрежно выкрашенная в цвет красного дерева. Она долго опытными руками мяла Нине живот и внимательно прочитала все, что написала ее предшественница. От предложенного конвертика брезгливо отказалась: «Вы, Кузнецова, сначала выздоровейте, а там видно будет», — и выписала ей направление сюда, в онкодиспансер. На испуганные вопросы Нины терпеливо и безрадостно объяснила, что картина ей не совсем ясна, опухоль не только не уменьшилась, но за год явно увеличилась. «И вообще, идите и проверьтесь. Тем более при такой предрасположенности».

У Нины были совершенно другие планы на эти последние полторы недели перед началом года, но спорить она не решилась и, про себя ругая дотошную тетку, поехала через весь город. На прием ее не записали — оказалось, что, кроме направления, нужен еще и паспорт. Проездив целый день зря, она едва успела вовремя забрать из садика Димку. Он одиноко сидел в углу песочницы, а потом всю дорогу до дома укоризненно молчал.

— Все будет хорошо. Все будет хорошо. — Нина поймала себя на том, что говорит это вслух. Она испуганно открыла глаза, но в коридоре возле десятого кабинета было пусто. «Не торопится что-то эта Анна Сергеевна!» И тут Нина внезапно успокоилась — то ли помогла магическая формула «все будет хорошо», то ли сработала привычка собираться в ответственные моменты (когда-то на соревнованиях это здорово помогало). Она подошла к окну и оперлась на необъятной ширины подоконник. Воробьи возились на земле под липами — их скандал был слышен даже здесь. Трехцветная кошка, припадая толстым брюхом к земле, подкрадывалась к орущему птичьему конклаву. Нина постучала в стекло, надеясь или спугнуть кошку, или привлечь внимание воробьев, но на это никто не отреагировал. Кошка продолжала медленно продвигаться к воробьям, а те ссорились и наскакивали друг на друга из-за какой-то хлебной корки. Чем все закончилось, Нина так и не узнала. То ли воробьи съели корку, то ли кошка съела воробьев…