Припомнил высохший дуб и принял решение отправить стражей его спилить. Мертвые должны покоиться в могилах, а не тревожить память и сон немногих живущих.
— Мой король… — неуверенно обратился к нему стражник, но Майлгуир повел рукой, отстраняя его, вошел к себе, сам захлопнул тяжелую дверь и замер, прижавшись спиной и затылком к холодной створке. Потер ладонями горевшее лицо, успокаивая дух.
Нужно только пережить эту ночь. Дальше все пойдет своим чередом, бесконечные дела отвлекут от тяжких мыслей и горьких сожалений.
Майлгуир сдернул запачканный зеленой кровью шлем, скинул плащ, заляпанный грязью и разорванный когтями виверн так, что его оставалось только выбросить. Или все же отдать в чистку? Ткань теперь ткали, а костюмы — шили. Светлые земли дарили ши лишь еду. Слава Лугу, исправно нес свою службу золотой горшок у Вогана, хоть главный повар и ворчал, что вся еда из него одного вкуса, тем не менее именно он спасал благих ши в годы неурожая и суховея. От расплаты за истинную любовь не спасало ничего. Но что же костюм? Вздор. Ерунда. Майлгуир приподнял полу безнадежно испорченного плаща, сбросил его на каменный пол и рассмеялся недобро, надтреснуто.
Дублет, надеваемый владыкой на все вылазки, простой и удобный, обычная одежда стражей — безо всяких отличий — полетел следом за плащом. Звякнуло о каменный пол снятое оружие. Майлгуир дернул шнуровку сапог, позволяющую самому снимать ботфорты, скинул штаны, мечтая поскорее омыться, залечь в постель и проспать до утра. Обернуться бы зверем и забиться в какую-нибудь нору, чтобы миновала наконец эта эпоха…
И тут громом среди ясного неба прозвучало:
— Добрый вечер, мой король. Счастливого вам Лугнасада! Да будет светел ваш день и полна звездами ночь.
Изо всей одежды на Майлгуире оставалась лишь рубашка. Не самый лучший костюм для выпроваживания очередной дамы, жаждущей его объятий.
Черный, искрящийся шелк балдахина приподнялся, и в проеме показалось женское лицо. Бледное, неулыбчивое, скуластое, которое очень украшали серо-зеленые глаза и крупный вишневый рот.
— Простите. Я что-то притомилась в ожидании. А! — девушка заинтересованно оглядела Майлгуира и спохватилась: — Вот же! Это вам от отца!
Она протянула корзину, в которой заворочался крупный дымчатый щенок.
Майлгуир в ошеломлении замер, а незнакомка безо всякого стеснения продолжала:
— Тут все есть, и бутылочка с молоком, и еда на первое время. Побоялась я его на вашу псарню отдавать, он хоть и крупный, а от матери не так давно отлучен.
— Ты кто? — только и смог вымолвить Майлгуир.
— Мэренн. Я — Мэренн! — видя, что имя ничего не сказало королю, добавила сердито, откинув за спину тяжелую иссиня-черную косу: — А говорил: приезжай, если будет нужда! Говорил: я всегда приму тебя! А еще вы обещали показать мне Черный замок! Правда, — губы девушки дрогнули в преддверии улыбки, но она так и не появилась, — вы тогда называли меня Мэр. Неужели для того, кому открыты все души и подвластны все помыслы, есть разница между юношей и девушкой?
— В чем-то есть, — усмехнулся Майлгуир, придя в себя. — Хотя бы в том, что юноши не делят со мной постель. Отвернись, дитя.
— Дитя?! — оскорбилась Мэренн, но послушно скрылась за гладким шелком вместе с корзинкой, щенком и собственным негодованием.
Майлгуир, проскрежетав зубами от злости, прошлепал до ванны, обернулся подозрительно, услышал: «Я не смотрю!» — и, разозленный, плюхнулся в горячую воду, не сняв рубашку.
Коварство собственных слов в очередной раз сыграло злую шутку. Теперь ни он, ни щенок, ни эта девушка, увиденная второй раз в жизни, не смогут до утра выйти из его покоев. Майлгуир окунулся с головой, подождал, пока грудь не сожмет в нестерпимости вдоха, и только тогда вынырнул из воды. Да как его посмела обмануть какая-то девчонка? Впрочем, юный, тонкий в кости волк в одежде стражей, встреченный однажды по дороге в Укрывище, не был похож на девушку.
Сложные отношения с Ллвидом, старейшиной и главой второй по значимости крепости, не позволили владыке Благого Двора взять охрану на переговоры, чтобы не давать и намека на опасение или не вызвать тревогу. А чутье волка не подсказало Майлгуиру, кто перед ним, ни когда он вытаскивал попавшего под обвал Мэра, ни когда собирал остатками магии его раздробленную ступню. Хромой воин — что может быть печальнее? Тем более, такой молодой и упрямый!
Печальнее может быть разве что глупый король, зашевелились в голове дурные мысли. Тогда они просидели до утра, Майлгуир забавлял бледного до зелени юношу Мэра рассказами о Черном замке, где тот никогда не был, а утром доставил его до Укрывища и обо всем забыл. А сейчас память подсказывала: да, обещал и покровительство — уж больно тот переживал из-за ступни! Обещал место среди королевских волков — и самое ужасное! — обещал показать Мэру красоты Черного замка. Фомор ее раздери!..
Воспоминания о Мэре перетекли в воспоминания о сложных переговорах, о постоянном недовольстве Ллвида, о новых и старых проблемах Светлых земель…
Видимо, Майлгуир заснул, потому что разбудил его писк, шум шагов, возня у входной двери и шепот: «Да что же это такое».
— Куда собралась, Мэр… Мэренн? — не поворачивая головы, громко спросил Майлгуир.
— Домой, владыка, — отчетливо проворчала девушка, явно пытаясь открыть дверь. — Собачку вам оставила, вы уж будьте так добры, присмотрите за Вьюном.
И, несмотря на слово Майлгуира, дверь начала поддаваться! Он выскочил из ванной в чем был. В пару прыжков очутился у входа и захлопнул приоткрывшуюся створку перед самым носом незваной гостьи.
— Ты пришла в мои покои. И покинешь их тогда, когда я разрешу тебе! — прорычал он, тряхнув девушку за плечи, обтянутые темно-серым бархатом Северного рода. — Это ясно?!
— Да куда уж яснее, мой король, — вежливо ответила она. Так вежливо, что еще немного — и это можно было бы счесть оскорблением.
С мокрой рубашки натекла лужа, тонкий шелк неприятно холодил тело, босые ступни мерзли на каменном полу. Майлгуир поежился, а Мэренн вздрогнула.
— Что, испугалась?
— Да нет, просто не хотела вам мешать, — потупила она взгляд, а потом покраснела и отвернулась.
— Ты не мешаешь.
Сердце не кольнуло — значит, сказанное было правдой. Странно. Все было странно. Пока Майлгуир мешкал с решением, щенок вылез из корзинки, подбежал к двоим взрослым, тявкнул и принялся лизать воду с пола.
— Не стоит тебе пытаться выйти, Мэренн. Тебя не выпустят двери. В лучшем случае ты пробудешь тут до утра, в худшем же…
Король отошел к очагу, сердито одернул ледяную рубашку, накинул поверх нее халат и подвязал его поплотнее.
— В худшем? — переспросила Мэренн заинтересованно.
— В худшем тебя сплющит этими створками. И родится очередная байка про короля, от любви которого умерла еще одна женщина.
Щенок, видно замерзший, задрожал. Мэренн присела, взяла его на руки, произнесла, не глядя на короля:
— Про байки не знаю… Но ходят легенды о том, что от вашей любви остаются самые сладкие воспоминания.
— Это не любовь, — Майлгуир разжег бересту, подбросил под дрова. — Присаживайся рядом. Я не кусаюсь.
— Вам не холодно? Стоит переодеться.
— Мне не бывает холодно, — раздраженно произнес Майгуир.
— Вам виднее.
Король обернулся проверить, не таит ли Мэренн усмешку? Но нет, девушка выглядела спокойной и немного печальной.
Толстый щенок с очень крупными лапами, свернувшийся у нее на коленях, лизнул ее руку, и она слабо улыбнулась. Личико осветилось от блеска серо-зеленых глаз, на щеках появились очаровательные ямочки, а уголки губ, показавшихся мягкими и нежными, приподнялись, обрисовывая столь красивую линию рта, что Майлгуир поймал себя на вполне недвусмысленном желании прижаться к ним, попробовать их вкус — правда, как вишни, или это лишь видимость? Но эта девушка, хрупкая в кости, с белой, слабо светящейся кожей, округлостями во всех нужных местах и грацией олененка — еще совсем ребенок! Пусть кого помоложе выбирает своим волком на эту ночь.