— Как и положено королю, — Майлгуир насмешливо двинул бровями, сосредоточился и продолжил. — Так вот, брат, за твои заслуги, а особенно за то, что ты показал себя достойным лидером в битве с вивернами…
Перед глазами волчьего короля встала сцена боя, где Мэллин неожиданно хорошо обращался со своим правым флангом, а его подразделение ничуть не страдало от бедности магии. Тогда Мэллин выглядел иначе, и, надо признать, вовсе не раздражал. Но это был бой, настоящий, кровопролитный, не всем волкам удалось вернуться от той излучины реки живыми. Майлгуир поморщился, как от головной боли, и следом за этим в уши ввинтился злорадный звук дрожащих струн кларсаха вкупе с голосом брата.
— Ми-ми-ми-ми-ми-ми! Ви-вер-ви-вер-ви-вер-на-ми! Дер-вер-на-ми! Чу-дач-ка-ми ви-вер-на-а-а-а-а-ми! — поднял слегка раскосые серые глаза на озлившегося Майлгуира, принял самый свой невинный вид. — Нет, ну, а что, брат, раз они пытались питаться волками! Волками! Ну не чудачки ли?! Прямо как человечки!
Мидир перехватил готовую сорваться на брата злость, глубоко вздохнул, отвернулся, походил, пока Мэллин продолжал бренчать на кларсахе. Видимо, пауза затянулась — неудивительно, погасить злобу было на сей раз трудно! — или Мэллин соскучился, потому что тренировка превратилась почти в песню, распеваемую на мотив военных маршей.
— Скажи, зач-е-е-е-ем, — кларсах сотрясали строгие ритмы, но содержание… Это же Мэллин. — Ты портишь мне любую ночь! Дурной пример! Скажи, заче-е-е-ем! Никто не в силах мне помочь! Привить манер!
Майлгуир зашел брату за спину и закатил глаза так, чтобы тот не увидел, а потом резко нагнулся через спинку кресла к самому уху и прошипел низким, замогильным голосом:
— Чего не знаю, того не знаю-у! — отстранился, наблюдая, как брат почти роняет инструмент и раздраженно шипит, бледный от неожиданного испуга. — Так вот, к чему это я, — с трудом сдержался, чтобы голос звучал не самодовольно, а по-деловому. — Я бы хотел тебя наградить за твои заслуги и помощь, пожаловать тебе звание главного офицера Дома Волка и пять когтей на дублет!
Мэллин аж поперхнулся, недоверчиво оборачиваясь к брату, перехватил поудобнее кларсах, а потом его лицо стало таким одухотворенным, что Майлгуир даже как-то опешил. Теперь мелодия была лирической, для серенад в самый раз.
— Скажи, заче-е-е-ем мне воинов гневить, — остановился, поглядел на Мидира артистично озадаченно, — стихом и взглядом! Скажи, заче-е-е-ем волков травить лукавым ядом?..
Перебор струн еще висел в воздухе, а Мэллин присел, опустив обе ноги на пол, оборачиваться к Мидиру и следить за его перемещениями так было удобнее. Ишь ты! Напугался! Майлгуир почувствовал злорадное удовлетворение.
— А затем, мой дорогой брат, что ты это заслужил! Ты всё-таки странный волк, но волк настоящий! — приблизился, похлопал Мэллина по плечу, поднял руку, не удержался и потрепал по волосам. — Брат короля, опять же. А при столкновении с вивернами ты меня приятно удивил!
От воспоминания о том бое душу опять взяла тоска, но Мэллин поблизости пересел, начал важно, разыгрываясь, мелодию. Майлгуир терпеливо ждал реплики, но проигрыш все продолжался, и глаза сами собой вспыхнули желтым. Будто ориентируясь на этот знак, Мэллин величаво поднял голову, как заправский менестрель, известный по всем королевствам, пробренчал два раза резко и порадовал всего-то строчкой:
— Пристроить бедного меня, такая, право же, брехня! — тряхнул волосами и опустил голову, словно ожидал рукоплесканий.
А получил подзатыльник. Легкий, разумеется, но освежающий.
— Не смей называть брехнёй озвученную волю своего короля! — строго и наставительно.
Брата, впрочем, жизнь учила редко, ещё один рвущий нервы аккорд, а потом во всю мощь красивого голоса:
— Хвали меня-а-а! Или ругай! — снова жалобно тренькнули струны. — Я много лу-у-у-учший р-раздолба-а-ай!
— А вот это точно, раздолбай из тебя самый образцовый! — Майлгуир вскинул голову, продолжая настаивать. — Но пять когтей на дублет ты получишь!
— Ну Мидир, — брат затренькал кларсахом раздражающе часто, как будто отсчитывая улетучивающиеся мгновения, хотелось разорвать проклятые струны. — Ну сам подумай, брат! Это не-ес-тествен-но! Двадцать пять когтей у волка! Ну Мидир! Тебе не кажется, что я и «неестественно» все-таки слишком? Слишком прекрасно для этого Дома?
В озорных серых глазах напротив искрились наглость, непочтительность, издевка! Майлгуир даже едва заметил, что брат обратился к нему старым именем, больше не звучащим в Доме Волка. И это правило Мэллин нарушил естественно, так же естественно, как нарушал и все прочие.
— Это же где у меня будут ещё пять когтей? — напоказ задумался, явно намекая на непристойный вариант. — Ах, понял, на…
— Ну груди! Обалдуй! Вышитые же когти! — Мидиру было сложно удержаться и не выпустить собственные. — И только попробуй воспротивиться!.. — наставил на брата указательный палец.
Что, впрочем, не возымело эффекта, Мэллин легкомысленно кивнул, будто принимая похвалу, снисходительно улыбнулся, выводя из себя вернее, подкрутил колки струн, изобразил плавный перелив.
— Тогда песня! Героическая! Последняя! — присел удобнее, распутывая скрещенные ноги, развернулся чуть в сторону от Мидира и окна, запел глубоким, хорошо поставленным голосом: — Изба-авил бы меня-а, о ста-арый бо-ог, от ску-уки!..
— Ты не посмеешь! — Майлгуир начал подходить к брату, из груди рвалось рычание, Мэллин запел быстрее.
— Ве-едь два-адцать пять когте-ей, — замер на секунду, глядя прямо в глаза Майлгуиру, допел, — что ку-уй на до-оброй су-уке! — отбросил кларсах на кровать и сорвался с места за мгновение до того момента, когда там, где он сидел, сошлись в кулак королевские когти.
Майлгуир полыхнул глазами, с трудом расцепил зубы и очнулся, когда сметал на повороте застывшего статуей механеса.
— А ну стой!.. Стой, кому говорю! — рык разносился по вечерним переходам Дома Волка громовыми раскатами, отчего ярость поднималась приливной волной, окончательно захлестывая разум. — Иначе это будет правда последняя твоя песня!..
Предусмотрительный поганец пересел лицом к двери и этим выиграл себе преимущество, а сейчас бежал впереди, сверкая серебристыми лампасами на штанах, в развевающейся черной рубашке и босиком — брат, очевидно, готовился ко сну и уже не планировал выходить из покоев, когда Майлгуир пришел поговорить. Короля в очередной раз занесло на повороте, механес обрушился, и Майлгуир отшвырнул его обеими руками, вымещая ярость, жажду что-то изменить, злость и праведное возмущение.
Мэллин мчался впереди, будоража дом смехом, в котором сливались ужас и восторг, страх и азарт погони — о, брат отчетливо осознавал, что Майлгуир не в духе! За ним спешил сам король, чувствуя, как все быстрее прокатывается по жилам кровь, как давно забытая полная сила пробуждается в теле, как он почти летит по пятам ускользающей добычи! Душа пела и одновременно жаждала крови.
С Мэллином вечно так!
Они промчались по всем, кажется, коридорам первого этажа, чуть не сбили с ног Вогана возле кухни, на что старый повар расхохотался вслед, напоминая времена, когда оба были мальчишками — и убегали уже от него. Майлгуир рванулся вперед, неизбежно догоняя не такого выносливого брата, но тот подло ускользнул на второй этаж прямо по колонне, а лазал старший не в пример хуже младшего! То есть, разумеется, сторонний взгляд не заметил бы разницы — взлетел один, а за ним второй, но Майлгуир почувствовал, что опять отстал!
Смех, впрочем, вел его, указывая четкий след! Мэллин хохотал и хохотал, будто попросту не мог остановиться, Майлгуир вырыкивал какие-то угрозы, задевал стены на поворотах когтями, сносил стойки с доспехами, разбивал бесполезных механесов и спешил дальше. Напоровшийся на стражу Мэллин юркнул между плечистыми волками, не успевшими ничего понять, а Майлгуир попросту, взрыкнув по-королевски узнаваемо, снес не успевших посторониться — реакция у них, в конце концов, волчья! Должны были заметить!
Второй этаж заканчивается быстро, брат, определенно, спешит к какой-то цели, и когда они пробегают открытую северную галерею, где Мэллин когда-то давно, кажется, в другой, яркой и настоящей жизни, едва не отдал жизнь за Этайн и чувство Мидира, тогда именно его беспокоит ощущение, словно он может прочесть шальные мысли брата. И его цель — там, через множество ступеней, черное окно левой башни!