Выбрать главу

Джаред начал раздражаться и все сильнее злился на себя именно из-за этого. Он выдержанный ши! Еще более выдержанный человек! И никакое волшебное создание не выведет его из себя.

— А что вы вообще о нем знаете? — заговорщицки произнес волк и отвратительно легкомысленно подмигнул.

— Он вроде как любит рядиться в чужие одежды и отличается от иных волков, — произнес советник выдержанно, зная, как волки любят подробности, а собеседник лишь хихикнул. — Что смешного?

— Да он перед вами, — вновь хихикнул волк.

И ткнул в сторону высокого ши в серебристой одежде, вполне благородного вида.

Надо ли говорить, что Джаред полдня гонялся и уговаривал почтить своим присутствием сборище Домов принца, наследного принца! Только — Дома Неба!

Тот бегал от советника и молчал, потому что зловредный Мэллин наложил заклятие немоты. Небесный фыркал, сверкал глазами и определенно злился. Джаред всего лишь честно исполнял свои обязанности. Он никак не ожидал от волка своего Дома, тем более, от родни, такой подлости!

Конечно, он спросил дядю:

— Я понимаю, что это секрет для всех. Но мне-то можно было сказать заранее! Мэллин — приемный?

Потому что ни внешностью, ни нравом, ни силой магии младший брат был не похож на старшего. Да еще и насмеялся вдоволь над советником за его спиной. Впрочем, теперь фыркнул и владыка, признав, что Мэллин — необычный волк, и что забота о нем теперь лежит на советнике.

Во что это выльется, Джаред и понятия не имел. Вытаскивать одного принца из передряг двух миров становилось все сложнее и сложнее. Мэллин словно нарочно лез на рожон!

Для чего он это делал, Джаред понял гораздо позднее, когда на девять лет на землю нижнего мира спустилась благодать в лице Этайн, помирившей братьев. Джаред вынужден был признать, что разум иногда глух, а сердце — чутко. Потому что все выверты Мэллина были лишь для привлечения внимания брата!..

За две тысячи лет второй, темной эпохи братья сблизились, а Мэллин, несмотря на по-прежнему невозможный в общении нрав, во многом помогал Джареду. И теперь был его надеждой. Потому что ситуация складывалась самая неприглядная.

***

— Какого фомора ты за мной увязался?! — фыркнула Гранья, когда они с Антэйном лежали ничком на каменном зубе, приходя в себя от сумасшедшего бега.

Антэйн начинал подозревать, что все, связанное с дочерью лэрда Укрывища, выходило сумасшествием в большей или меньшей степени. Поэтому он улыбнулся, с трудом повернув голову, и промолчал. Они едва успели домчаться до этих красных скал и запрыгнуть на небольшой пятачок, давший им прибежище.

Небо над ними выгнулось дугой, покраснело до кирпичного цвета. Снизу то ли рычали, то ли скрипели каменные звери, самую малость.

Гранья откашлялась, выбивая из легких горькую пыль.

— Что молчишь, остолоп?! — еще более сердито прошипела она.

Антэйн улыбнулся еще шире. Странное дело, он всегда поступал по правилам. Был вежлив и предупредителен, отличался в стрельбе и единоборствах. И что в итоге? Он не заслужил даже взгляда от Мэренн. Да за этот Лугнасад в Черном замке он совершил безумств больше, чем все житье в Укрывище. Ох, и влетит ему от Лагуна! Но даже и это не гасило его хорошего настроения. Они живы, живы! Они отвели опасность от короля и королевы.

Один, особенно настырный егрокс царапнул край каменного языка, на котором они лежали. Антэйн потянул Гранью ближе к себе, та предсказуемо оскалилась.

— Милая, ты бы перестала так волноваться, — тихо произнес он.

— А то что?! — сердито ответила Гранья.

— А ничего, — перекатившись ближе к теплому каменному боку, ответил Антэйн, не оборачиваясь к Гранье. — Просто это может быть вредно для ребенка.

— Что?!

— Поговорим об этом позже, — развернулся к волчице Антэйн. — А скажи, наши успели? Все-таки мы отвели не всех егроксов. Эх, сюда бы волков из Черного замка! Они бы порвали их в клочья.

— Болтун! — чуть менее сердито ответила Гранья и подозрительно покосилась на собственный живот. — А ты уверен?..

— Ты же волчица, — довольно ответил Антэйн. — Могла бы и по нюху понять! Ну так как, будем смотреть на твоего обожаемого Майлгуира?

Гранья проворчала: «С чего это вдруг обожаемый, просто он — король!», но послушно поползла к краю обрыва.

— Я ничего не вижу!

Антэйн, вдохновленный успехом, расположился рядом. Отшатнулся от очередной морды, клацнувшей близко от них пастью, а затем быстро привстал на локтях, выглядывая дорогу, терявшуюся в пыли, закатном мареве и кирпично-красных скалах:

— Кто-то отстал.

— Кто?! — взволнованно спросила Гранья.

— Кажется… Кажется, это Мэренн!

***

Все это началось не так давно. Все в ее жизни началось, по сути, не так давно — и надежда, и любовь, но грани настоящего всегда были незыблемы и нерушимы. Магия исчезла, сжавшись в межмирье, затаившись в барельефах волков, словно следивших за молодой волчицей глазами, куда бы она не двинулась по переходам Черного замка. Магия Нижнего мира свернулась темно-серой бездной в глазах ее короля, которого она полюбила, еще не зная ни его историю, ни его первую, погибшую любовь. Майлгуир, спасший мир когда-то, был просто тем, на кого она равнялась, кому подражала. Зачитывалась молодая волчица не любовными романами, а балладами о подвигах, жалея, что на ее долю не выпало ничего примечательного, что ее жизнь проходит среди дозоров и редких стычек с вивернами и троллями, когда-то, говорят, самыми волшебными созданиями Светлых земель. Одну или две тысячи лет назад, когда похищенная королева Верхнего мира прокляла его владыку, его любовь и его магию, все волшебные создания начали вырождаться или пропадать. остались одни виверны, которых не выкосило даже проклятие — или Тень, как ее еще называли.

Мэренн, мечтая увидеть хоть одну феечку, заглядывала в кувшинки — их любимую обитель, но в лучшем случае натыкалась на сердитого шмеля, усевшегося на ночлег, разбуженного ею и крайне недовольного.

Кто же знал, что любовь и магия обрушатся именно на нее? Сильный маг — сказал про нее Майлгуир. Мэренн не верилось, но не верить супругу она не могла, просто не могла. Маг, пусть и бывший, не может лгать, а для игры в слова он сказал слишком мало.

Однако когда мир, освещенный словами любви Майлгуира, поблек, когда ее, лишенную воли, выкрал Антэйн, она стала видеть иное. Не сказать что приятное или красивое. Девы смерти сопровождали ее, сидя на ветках или стоя вдоль дороги. Она узнала их, пусть и не сразу. Не только по длинным изумрудным нарядам и очень правильным, словно одинаковым у всех лицам. Не лесовик чай, чтоб рядиться в зеленое! Алые зрачки на бескровных лицах и алые ногти, отрастающие до размера доброго кинжала. Словно забывая о мороке, баа-ван почесывали этими когтями спину, и Мэренн ежилась — по рассказам, пили кровь они этими когтями тоже замечательно.

Потом они перестали ей казаться такими уж страшными, стали ближе и живее. Они манили ее к себе, звали, обещая помощь во всем — и что вышло? Она позвала их, и Майлгуир чуть было не погиб вместе с Антэйном. Во время бессонной ночи, лежа на груди мужа, Мэренн видела одну деву смерти так ясно и четко, словно живую. Та не звала ее, но смотрела печально тоже всю долгую ночь. Майлгуир морщился, будто ощущал чуждую близость, тревожился, сводя брови. Силу терять ему было никак нельзя, и Мэренн тихонько касалась губами его щек и век, и тревоги покидали его.

Мэренн набралась храбрости и спросила Лагуна, видит ли он кого-нибудь, когда настойчивая баа-ван ши последовала за ней. Но тот лишь оглянулся и пожал плечами, слишком занятый сборами и всем происходящим.

Жаловаться на то, что дева смерти летит на призраке ледяного дракона позади кранхайла показалось Мэренн сущим бредом. Раз никто, кроме нее, этого не видит, значит, это всего лишь видение, не более того. Кто знает, не обретет ли баа-ван ши плоть и кровь, расскажи волчица о ней хоть кому-то? И она теснее прижималась к Майлгуиру — рядом с ним отступали призраки и пропадали кошмары.