— Не-е-ет! — выкрикнула Мэренн, вскакивая с постели и распахивая глаза. — Не отдам! — и сама удивилась своему дикому крику.
— Умница, — захлопал в ладоши Мэллин. Стоящая рядом женщина в золотистой одежде, с отливающими желтым светом волосами и карими глазами задумчиво разглядывала Мэренн, а Мэллин продолжал:
— Знаешь, злость и гнев — очень полезны для волков. Куда лучше, чем равнодушие и апатия. Ты валяешься уже неделю, ничего толком не ешь и даже не отзываешься на имя. Похвально, конечно, но с самобичеванием пора прекращать!
— Неделю? — изумилась Мэренн, не отнимая рук от живота. Дыхание прерывалось, холодный пот градом лился по спине.
— Се-е-емь дней, — растопырил левую ладонь Мэллин и поднял вверх два пальца правой. — Моя прекрасная волчья королева, целых семь дней ты лишала нас своего общества. Это почти тянет на измену короне, но ты в этой короне и спишь, так что, я прямо теряюсь!
— Ты знал, что она не спит, — горько произнесла Лианна, шагнула к Мэренн и осторожно положила ее на постель.
— Я? Ни сном ни духом, — Мэллин состроил удивленное лицо. — Откуда бы мне, Лианна?
— Потому что ты вечно суешь свой любопытный нос, куда никто не просит! Ложитесь, моя королева. А ты убирайся отсюда, пока я тебя не испепелила! — обернулась Лианна к принцу. — И не возвращайся без владыки!
Мэллин вышел молча, на цыпочках, поклонившись на прощание и цапнув яблоко из широкого блюда на столе.
Онемевшая от удивления Мэренн легла, покоряясь мягкости рук Лианны. Послушно выпила горький настой, вкусный бульон и заснула с облегчением.
***
Проведя две недели у подножия Драконьего хребта, армия Дома Волка готова была к возвращению в цитадель. Дома поутихли, пусть ненадолго. Майлгуир не обольщался победой. Его жизнь достаточно давно превратилась в каждодневный труд, который не давал миру рухнуть и только. Движения вперёд тоже не было, владыка Благого двора видел это лучше многих. Дети почти не рождались, магия и любовь давно превратились в отраву… Не погубит ли он Мэренн?
В Доме Волка его поглотят дела. Поэтому, когда Лагун, глядя непривычно смущённо, попросил время, король волков согласился. Возможно, он не видел чего-то лишь потому, что был с этим чем-то слишком близко, как не может путник у подножия увидеть вершину горы. «Выживет только один», — билось в голове, мешая сосредоточиться, лишая возможности думать. Он не был уверен ни в чем, и был рад продолжить свое нежданно-негаданное счастье. Непривычно тихая Мэренн расцветала от его внимания, и Майлгуир, признавшись ей во время спасения, вновь открывал душу. Рассказывал о детстве, о тех местах, где побывал когда-то. О потерянных друзьях: неблагом Лорканне и морском царе Айджиане.
Гранья переругивалась с Антейном, а тот так радостно соглашался со всем, что предлагала дочь лэрда.
— И не мечтай о свадьбе!
— Как прикажешь, любимая!
— Даже не думай, что уйду из охраны! — сердилась Гранья.
— Да, дорогая, — соглашался Антейн.
— И ребенком будем заниматься вместе! Ты готов менять пеленки?
— Конечно, — очень серьезно отвечал Антейн и прикладывал руку к груди.
— И… И это вообще все ничего не значит! — фыркала Гранья.
— Я с тобой полностью согласен!
— Ты невыносим! — восклицала Гранья и убегала жаловаться Лагуну.
Майлгуир затемно посетил палатку Лианны, наступив на горло своей гордости. Солнечная королева поздравила с будущими детьми, заставив Майлгуира передернуться. Он покрутил слова друидов так и этак, послушал, что говорит Лианна, и понял, что по закону ничего не решить…
Всегда оставалась малая вероятность, что фраза заклятья допускает разные трактовки, но на этот раз друиды сказали весьма определенно, и Майлгуир не знал, как решить, чем сторговаться, через что выкупить у судьбы еще одну жизнь.
А теперь бродил по полю битвы, ставшему долиной смерти.
Кормак неотрывно следовал за владыкой, хоть Майлгуир и говорил, что после всего произошедшего защита ему не нужна. Начальник стражи подозрительно вглядывался в каждую статую, словно ожидая, что они готовы ожить и напасть.
Проклятие друидов застало воинов Дома Камня в разгар битвы. Кто-то замахивался копьем, кто-то лежал на земле или бежал… Майлгуир сам не знал, зачем решил пройтись по этому кладбищу, в которое превратилось поле у Драконова хребта.
Восходящее солнце облило каменные фигуры кровавым светом смерти. Поднялось, посветлело, а Майлгуир все ходил и думал. Кормак преданно шел след в след и даже не ворчал.
Как действует проклятие? От чего умирают те влюбленные, на пальцах которых загораются кольца истинной любви? Сейчас они даже не радуются: надежда снять проклятие любовью давно умерла. Ши не болеют, но с кольцами не живут долго. То наткнутся грудью на кинжал, то упадут так, что лишатся головы. То уснут — и не проснутся.
Люди всегда считали ши мастерами уловок, и не без оснований, так почему ему, королю Благих земель, не воспользоваться тем преимуществом в слове, что дали друиды, сами того не подозревая? Конечно, опасность была, и опасность большая. Да и получится ли? И чем аукнется?
Должно получиться! Тем более что другого пути у него нет.
— Мой король, — осторожно позвал Кормак.
Майлгуир опомнился и разжал руку, сжимавшую его плечо. Король задумался, а синяк останется у верного слуги немалый. Кормак бы вытерпел и перелом, да окликнул короля понятно почему — из-за него самого. Все знали, как не терпел владыка собственную вспыльчивость. Алан тоже имел дурную привычку подставляться под тяжелую длань короля, каждый раз потом мучившегося раскаянием.
Майлгуир вздохнул, окидывая взглядом каменное кладбище. Смерть, кругом одна смерть! Значит, надо отдать все ради жизни.
***
Время часто проделывает странные штуки, то собираясь в катушку, то растягиваясь в тонкую нить.
Три недели, которые волки провели у Драконьего хребта, Мэренн пролежала, собираясь с силами. После пробуждения ей не давали даже вставать, но Мэллин понял, насколько непривычное безделье сжирает молодую волчицу, и, поговорив с Лианной, разрешил визиты. Утром приходил Майлгуир, вместе с мужем они гуляли чинно — недалеко и медленно — а потом король уводил королеву в палатку. Супруг искусно прятал тревогу с беспокойством, и это еще больше волновало Мэренн.
Лекари Дома Солнца приводили в порядок тело и разум Мэренн, да так, что она сама не узнавала себя. Собственная кожа, которую Майлгуир уподоблял молочному нефриту, теперь на самом деле соответствовала его комплиментам. Волосы, которыми Мэренн была недовольна — тяжелая коса плохо сворачивалась, норовя вырваться на свободу — внезапно стали мягкими и послушными, а странный воронов отлив приобрел серебристый блеск. Глубокие тени, залегшие под глазами, исчезли. Румянец не появился, но лицо, потеряв потустороннюю синеву, приобрело живой вид. Майлгуир все подмечал и даже улыбался иногда. Что не мешало ему вновь пропадать. К этому следовало привыкать, но Мэренн никак не могла.
Мэллин развлекал Мэренн, беспрестанно прося то раскосые глаза для девочки, то широкие брови для мальчика. Мэллин рассказывал истории, связанные с новыми знакомыми Мэренн, и королева могла поклясться, умудрялся приврать, хотя всеми законами ши любая ложь была строго наказуема и беспощадно запрещена. Невозможно было поверить, будто Фордгалл когда-то был настолько захудалого рода, что надеялся присесть на солнечный трон, вместо своего родного — лесного. Или, например, будто Майлгуир, ее строгий супруг, был в детстве пойман и наказан за попытку кражи королевы, своей матушки, из покоев. Еще более странно смотрелась история про солнечную королеву, матушку нынешней, ее охоту на драконов и неблагих. Вместе с историями Мэллина выгоняла Лианна, говоря, что больной нельзя так много смеяться. Смех Мэренн, впрочем, сам часто замирал, когда она вспоминала о том, что за выбор перед ней поставили древние боги — и зачем они его поставили?