1943 год, май
Моряки-балтийцы разбирают разрушенное здание. Убирают трупы убитых возле Елисеевского магазина. Несла свеклу, редиску, убили, лежит, обхватив руками эту свеклу.
8 августа 1943 года
Сильный артобстрел. Всюду трупы. Пожарные смывают кровь с мостовой.
Снаряд попал в больницу – все перековеркал, всех, лежавших на койках.
Плакаты: “Уничтожить немецкое чудовище!”, “Выше знамя Ленина-Сталина!”.
Жуков и Эйзенхауэр едут в машине по Ленинграду.
* * *Знаменитый Шартрский собор. Тринадцатый век. Или двенадцатый. Чудо архитектуры. Кто его сооружал? Чей проект? Чьи витражи? Чьи фигуры апостолов? Неизвестно. Нет авторов, нет подписей. Собор Св. Вита, Нотр-Дам де Пари. Тоже имен мало.
Великие храмы анонимны. Они строились десятками лет. Из поколения в поколение переходила стройка. Замысел не искажался, он развивался. Искусство приобретало независимость от моды. Личная слава не беспокоила авторов. Им надо было возвести храм во славу Господа, возвысить человека, его веру.
Подпись появляется много позже. Авторы претендуют на индивидуальность, индивидуальность на славу. Она влечет непохожесть. Оригинальность во что бы то ни стало. Личность художника расцветает, но что происходит
с божественным началом?
В Германии на могилах неизвестных солдат написано: “Имя его известно Богу”. Средневековый художник знал, что имя его известно Богу. С Богом были особые, личные отношения. Они давно утрачены, стали малопонятны.
Блокада
Приказ фюрера выглядел для немцев абсурдным. С такими потерями, напрягая все силы, проведя ряд удачных операций, добраться до цели, до питерских окраин, и остановиться. Отказаться от всяких попыток войти в город. Почему? Никто не понимал.
Блокада, план удушения голодом – это никак не отвечало настроению командования вермахта.
“В блокаду погибло почти в два раза больше ленинградцев, чем все гражданские потери Германии от бомбежек” (Йорк Ганценмюллер. “Второстепенный театр военных действий”).
Немецкие школьные учебники восхваляют наступательные действия вермахта, и ничего там нет о голодном изморе Ленинграда. Он упомянут лишь как направление.
Историки после войны представляют блокаду как обычную осаду. Эти защищались, эти осаждали, как всегда. На самом деле, трагедия Ленинграда происходила на глазах у немецкого солдата и офицера. Они знали про ужасы голода, про людоедство. На самом деле, военные сознательно следовали политике национал-социалистов об уничтожении советского народа.
Бедный немецкий солдат у немецких историков выглядит жертвой. Он жертва, а не блокадник.
* * *Советская жизнь богата событиями необычайными, увлекательными, но бедна мемуарами. А если отбирать мемуары хотя бы пристойные, без наглого вранья, то и вовсе мало останется.
* * *Можно жить преспокойно, если считать горизонт пределом мира.
* * *Вода благоразумно принимает форму сосуда.
День победы
Девятого мая с Марсова поля мы спешили на площадь Стачек поспеть застать своих из Народного ополчения. До позднего вечера ходили по пивным, буфетам пьяными компаниями. Объятые родственной нежностью к саперам, медикам, морякам, к тем, кто нас спасал, к тем, кого мы спасали.
Гуляй, братва уцелевшая! Ах, ишо, ишо, ишо, чтобы стало хорошо! Незаконченные, недобитые, контуженые, уже ненужные!
Инвалидов не хватало на тех праздниках, самоваров-самокатов, на деревянных тележечках, культи вместо ног, вместо рук – обруб, от них город очистили, отправили всех подальше, куда-нибудь на Валаам. Кого встречали – обнимали, угощали.
Победа должна быть красавицей. Но мы почему-то про геройские свои дела не хвалились, травили окопную залепуху. Чего только не наслушался я. Опять, дурья моя голова – не записывал.
Ходить любили втроем: Лева Игнатов, Дон Булыжкин и я. Старшим по званию был Булыжкин, инженер-полковник, кадровик, всю войну связью дивизионной, армейской занимался – радио, линейной, прополз вдоль проводов до самой Германии. Играл на гитаре, пел самоделку фронтовую, блатную песню, был душою в любой компании. Под стать ему был и Игнатов, подполковник, орденов поменьше, зато голосом зычнее. Он до сих пор служил, преподавал железнодорожным войскам. С этими заводилами быстро обрастали компанией. В один из Дней Победы ввалились толпой к Литвинову, моему комбату, где шло свое застолье.
Литвинов кончал войну полковником. Для кадровика, да при его способностях, достижение не большое. Слишком берег солдат в ущерб своей карьере. Все ему не хватало артприкрытий, без конца проверял, как саперы расчищали проходы. Кичился тем, что потерь у него меньше, чем у других. Эти другие и несли его как могли.
Может, поэтому после войны не захотел он оставаться в армии. Построил себе домик на берегу Чудского озера, завел огород, рыбачил. Места хорошие,
а главное, в войну облазил он тут каждый овражек, взламывая немецкую оборону. Местные власти, однако, никаких льгот освободителю не предоставили. Замучили его, требуя справки, бумажки. Беда его была в том, как пояснил мне местный начальник, – “непьющий он, усидеть бы с нужными людьми две-три банки, а то заносится, победитель, тюха недогребанная!” В конце концов, пробил себе полдомика, на целый денег не хватило. Доживал, положив на все регалии-привилегии.
* * *Паустовского они звали “Паус”. Звали его так в их компании, а компания была такая – Гайдар, Фраерман, был там Марьямов, был там и Бабель. Паус (Паустовский) был замечательный рассказчик, что я сам подтверждаю (я, Гранин), так вот, Паустовский, Паус, уводил от них своими рассказами самых красивых женщин.
* * *Моцарт и Паганини работали с трех лет, художник Валентин Серов – с четырех.
* * *У меня было много обидных неудач. Задумал я построить в Санкт-Петербурге Триумфальные ворота в честь Победы в Великой Отечественной войне. Оказывается, в 1945 году такие ворота были сооружены. Трое ворот. Через них в город возвращались войска Победителей. Сделали их наспех, но красиво, по проектам архитекторов Никольского, Гегелло. Сделаны были из фанеры, временные, их вскоре разобрали. В архиве я нашел фотографии ворот. Видно, как через них возвращаются в город солдаты.
Я обратился к мэру города Валентине Матвиенко: “Давайте восстановим ворота. Наиболее удачный из них вариант. Тем более, что у нас нет ни одного памятника Победе в ВОВ 1945 года”.
* * *Толстой обрушился на “Короля Лира” как титан, а если бы Шекспир напал на “Анну Каренину”? Битва титанов – это было бы будь здоров!
* * *Милосердие выше справедливости? Так ли это?
* * *Попробуйте растолковать школьнику, что за штука – “красный уголок”. Легче он поймет – “Лобное место”. Между тем “красные уголки” имелись почти на каждом заводе, фабрике. Там висели портреты вождей, лежали подшивки газет, были графики выполнения плана, брошюры, фотографии ударников. Кто такой ударник? А рвач, а бракодел?
* * *Эшелон наш был переполнен. Июль 1941 года. Был ли он обеспечен защитой от авиации, прикрытием, хотя бы маскировкой – не знаю. Мы ехали на фронт. Кировский полк 1ДНО (Дивизия Народного ополчения). Пели песни, играли в карты. Выпивали, многие захватили с собою. Были бутерброды домашние, курицы жареные, огурцы. Словно на пикник собрались, как-то не думалось, что едем воевать без оружия. У меня была бутылка с зажигательной смесью. Потом их почему-то назвали “коктейль Молотова”. Было в роте несколько учебных винтовок. И все. Оказалось, настоящих винтовок для ополчения нет. Гранат нет. Дали на полк пулеметы, станковые и ручные, а сколько – не знаю.
Винтовки и патроны появились по ходу боев. Подвозили их, что ли?