Джессика смотрела на него с удивлением. Если он любит её так давно, почему настаивал на тех оскорбительных условиях в брачном контракте? Она с беспокойством спросила его об этом, и в ответ на эхо боли, которое он увидел в её глазах, Николас притянул её в свои объятия и прижался щекой к голове.
— Мне было больно, и я набросился на тебя, — пробормотал он. — Мне очень жаль, любимая, и я буду вечно проклинать себя за это. Но я продолжал думать, что ты добивалась свадьбы только для того, чтобы добраться до моих денег, и это приводило меня в ярость, потому что я любил тебя, хотел обладать тобой, даже думая, что всё, что тебе нужно, — это мои деньги.
— Я никогда не хотела твоих денег. Я была даже довольна, что ты взял под свой контроль мои деньги, потому что была в ярости на тебя из-за того, как ты измывался надо мной ради получения такой большой суммы за акции «КонТеха», чего я совершенно не хотела.
— Теперь я это знаю, но тогда я думал, что именно этого ты и добивалась. Глаза у меня открылись в нашу брачную ночь, но, когда я проснулся, ты уже ушла…
Не договорив, Николас закрыл глаза, на лице у него застыло страдальческое выражение.
— Не думай об этом, — мягко произнесла она. — Я люблю тебя.
Он открыл глаза и посмотрел на неё, заглянув в ясную глубину её глаз, сияющих любовью.
— Даже когда я обезумел от ревности и крушения всех надежд, у меня всё ещё оставались крупицы здравомыслия, — он весело усмехнулся. — У меня хватило ума сделать тебя своей женой.
Он наклонился и поднял её на руки.
— Maman ждет нас. Пойдём и сообщим ей хорошие новости, а затем немного вздремнём. Я доставлю тебя домой, любовь моя.
И Николас зашагал по тропинке, ведущей к их дому. Он, несмотря на то, что нёс её, шёл легко своими широкими шагами. Джессика обвила руками его шею и расслабилась в объятиях мужа, ощущая абсолютную уверенность в силе его любви.