«Ловко приспособились, — после докладывал Ильину Горошкин. — Двое их там, субчиков, под мостом. По дороге автомашины катят, пехота топает-марширует, пыль столбом. А они на рации ключиком морзянку наяривают».
Возле моста Ильин установил наблюдение. Днем, все через того же коменданта, послал на шоссе рабочую команду, предварительно провалив настил на мосту. Саперы «нечаянно» помяли ломиком немецкую рацию.
Лишившись связи, шпионы начали действовать нахально: запасались сведениями, искали документы. В сутолоке при разгрузке людей и техники им не составляло труда стащить чей-то вещмешок, срезать командирскую сумку. Скоро большинство шпионов «засветилось» перед оперативной группой Ильина.
Взяли агентов опять же не без помощи военной комендатуры. Оцепили станцию, у всех, кто там находился, проверили документы. Обошлось без драки.
В сумрачной, с низкими окнами, хате немцы сидели на земляном полу. При появлении русских генералов они вскочили, вытянулись. Молодые, крепкие парни, только двоим было уже за сорок. Командующий молча поглядел на них и вышел.
— Мне сообщили, семеро агентов? — обернулся он к Стогову. — Налицо шестеро.
— Разрешите, товарищ командующий? — шагнул вперед Ильин. — Я еще не успел доложить командиру полка. При посадке в самолет у одного абверовца нервы не выдержали. Кинулся на конвойного, сбил с ног, побежал…
— Понятно. В разведотдел их. Узнать, что успели сообщить своим. Это очень важно.
— Полагаете, немецкое командование что-то подозревает? — спросил начальник войск по охране тыла.
— Как всякий крупный военачальник, Паулюс обязан предвидеть ход событий, — заметил командующий. — Естественно, он пытается выяснить, не подходят ли к нам резервы. Мы же обязаны действовать так, чтобы исключить всякую возможность для немцев раскрыть наши планы, — заметил, как Ильин, склонившись к Стогову, что-то говорил полковнику, спросил: — У вас есть что-то еще?
— В начале операции, товарищ командующий, нам удалось лишить шпионов связи, — под взглядом генерала Ильин вновь смущенно тронул заросший подбородок, — Когда задержали, я сразу их допросил. Они успели передать командиру десанта, что на станцию прибыл пехотный полк, по их мнению, поступивший на пополнение войск в Сталинграде. Когда пришел эшелон с танками, их рация уже не работала.
— Дай-то Бог, — озабоченно сказал генерал. — Повторяю, одна из наиглавнейших задач — не допустить, чтобы немцы пронюхали о подходящем к нам резерве, не разгадали наших замыслов. То, что сделал пограничный полк, особенно ваш капитан со своими людьми, очень важно для армии, для фронта в целом.
В полк выехали затемно. Ильин мучительно боролся со сном. После двух боев с диверсантами, недели беспрерывного бдения на станции он расслабился и, если бы не сидящий рядом полковник, заснул бы мертвым сном. Стогов, занятый своими мыслями, спросил:
— Я заметил, Горошкиным вы довольны?
Ильин ждал такого вопроса. Он едва уговорил командира полка пустить разведчика с ним за реку. Стогов сначала и слушать не хотел. «Выкинет новое коленце, подведет, сорвет операцию», — сердито выговаривал Ильину.
— Не подведет, отвечаю за него. Набедокурит — весь спрос с меня.
— Поздно будет спрашивать.
С большой неохотой согласился. Жестко предупредил: за нарушение во вред операции обоим не сносить головы.
— Думаю, голову с меня, как обещали, снимать не станете, — как о простом деле, которое и должно было закончиться хорошо, сказал Ильин. — Но обещание ваше было полезным. Добавило злости и осмотрительности. По сути, Горошкин и Янцен определили развитие и судьбу операции, — продолжил уже с нажимом: — Прошу вас, не надо отправлять младшего лейтенанта в штрафную роту. Он наш человек, до последней кровинки.
— В штрафных ротах тоже люди не со стороны, а наши. Туда попадают те, кто совершил воинское преступление.
— Ничего подобного за Горошкиным не водится.
— Он грубо нарушил дисциплину. За то, как он поступил с пленными на допросе, надо отвечать.
— Разве немцы с нами цацкаются? — с Ильина мгновенно слетел сон. — Я нагляделся, товарищ полковник. До смертного часа не забуду.
— Кто они, кто мы, надеюсь, этого разъяснять не надо?
Ильин не думал уступать. На каждое замечание Стогова имел свое возражение.
— По уставу командир решает, отдать ли виновного под суд или наказать своими правами за нарушение дисциплины. Сами сказали, Горошкин нарушил дисциплину.
«Воюет за своего парня, — подумал Стогов. — Это делает ему честь».
— Вы еще не забыли устав? — спросил полковник, и в вопросе его Ильин уловил подвох.
— Может, кое-что подзабыл, не отрицаю. Но многое восстановил, пока лежал в госпитале. Вы пообещали меня послать на фронт, я проштудировал боевой устав. Что касается Горошкина, верните его обратно ко мне в батальон. Через месяц он у меня будет заставой командовать. В штрафную никак его нельзя. Поди-ка матери написал про свои кубари, перед сестренками похвалился. Без отца живут, в деревушке под Ивделем. Есть такой городок на севере Урала.
— Разжалобить хотите? — спросил Стогов.
— Нет. Вам, да и себе тоже, хочу пояснить, почему он так поступил при допросе немцев, — Ильин помолчал, смотрел, как в ветровое стекло дробно стучали тяжелые дождевые капли, растекались, закрывая видимость. — На хуторе недалеко от пограничной заставы была у Васи Горошкина дивчина. Галею звали. О свадьбе с ее батькой и маткою порешили. Немного оставалось подождать. Вася был на сверхсрочной, к отпуску подгадывал свадьбу. Война все поломала. Вошли на хутор немецкие танки. Над невестой Горошкина надругались солдаты. Она возьми да и всади одному столовую вилку в бок. Дивчину за одну ногу к дубку привязали, а другую к танку. Ржали, глядя на то, что с нею стало. Горошкин в это время на заставе от немцев отбивался. Я еще удивился, что он… холостым выстрелил в командира десанта. Если нужен виноватый, накажите меня. Я стоял рядом с Горошкиным, обязан был удержать его. Но не сделал этого.
— При чем тут вы? За все, что происходит в полку, отвечает его командир. Как же в сущности мы еще плохо знаем своих людей, с которыми служим и воюем. Ладно, о Горошкине довольно, — Стогов задумался. Ильин понял, что запал у командира полка прошел, и Васе, пожалуй, та суровая кара, которую он обещал, не грозит. Машина подминала под себя мокрую разбитую дорогу, слабо освещаемую подфарниками. Нещадно трясло. Полковник повернулся к нему, заговорил невесело: — Горошкина в ваш батальон возвращать не буду. Пожалуй, вас самого из батальона возьму. Убило начальника штаба полка…
— Подполковник погиб?! — воскликнул Ильин.
Сразу вспомнилось, как начальник штаба оставил его заставу в заслоне, как трогательно встречал после прорыва через немцев. Хороший был штабист и командир. Трудно будет заменить его, он умел все нити управления держать в своих руках.
— Рассказывая о поиске за Волгой, вы мимоходом упомянули новую фамилию — Янцен. Это кто? — неожиданно спросил Стогов.
Ильин ответил не сразу, вот и пришла пора объясниться еще по одному человеку. Наверное, будет сложнее, это не Горошкина защищать, с которым, в общем-то, все ясно.
— Товарищ полковник, правда, что республика немцев Поволжья упразднена? — в свою очередь спросил Ильин.
Даже в темноте ощутил напряженный взгляд Стогова.
— Вы разве не слышали?
— Так ведь это случилось в августе прошлого года, как я понял. Вам известно, где я находился тогда.
Полковник молчал, и молчание его выглядело нежеланием говорить о непонятном им обоим факте.
— Не гони шибко, — Стогов тронул водителя за плечо, обернулся к комбату, сказал тихо: — Посчитали, среди немецкого населения Поволжья множество пособников врага, шпионов, диверсантов. Ну, и признано было… необходимым отселить его.
Не уточнил, кто посчитал, кто признал, долго сидел нахохлившись, будто сам сделал что-то нехорошее, признаваться в этом ему неприятно и тяжко. Ильин не подталкивал его ни вопросами, ни собственными рассуждениями, хотя они и просились с языка.