— Это не значит, что тебе не понравится.
— Нет… — призналась я.
Он посмотрел в мои глаза.
— Есть только один способ узнать, не так ли?
Я молчала, обдумывая это.
— Все в порядке, забудь об этом, — сказал он и улыбнулся. — Ты только что спросила, что я…
— Хорошо, — сказала я.
Он наклонил голову, как будто неправильно расслышал
— …что?
— Я сказала, «хорошо». Я попробую.
— Правда?
— Да. Но, если мне не понравится…
— Тогда мы остановимся. Сразу же.
— …ладно.
— Но сначала я хочу, чтобы ты кое-что сделала.
Я нахмурилась.
— Что?
— Прими ванну.
Я отклонилась назад.
— Уххх — почему? Это намек?!
Он засмеялся.
— Нет. Просто…иди и прими чувственный душ или ванну. И обязательно вымойся везде.
Я искоса посмотрела на него, словно говоря, О чем ты толкуешь, Уиллис?
— Эм. ладно…ты присоединишься ко мне?
Он откинулся на спинку дивана.
— Нет…тут ты заставишь меня ждать.
Я прикусила губу, обдумывая это.
— Но, если ты продолжишь так делать, — проворчал он, придвигаясь ко мне и заключая в свои объятья, — я не смогу ждать.
Он нежно поцеловал меня, затем более страстно, и я растворилась в нем — пока он не перестал меня целовать.
— Иди, прими ванну, — прошептал он.
— Хорошо, — рявкнула я, встала и, пошатываясь, направилась в ванную.
Глава 30
Заколов волосы, я приняла восхитительную, горячую ванну с пеной (благодаря жидкости с ароматом сирени в бутылочке, стоящей у ванны), понежившись в ней несколько минут.
Хотя в уме я продолжала гадать, что же он задумал.
Я одновременно немного нервничала и испытывала радостное возбуждение.
Когда он впервые заговорил об этом, я вспомнила о повторном показе фильма Элли МакБил, который смотрела еще подростком. Странный коротышка всезнайка адвокат встречался с суперсексуальной блондинкой адвокатом, и она хотела быть отшлепанной. Большую часть фильма он отказывался делать это, а потом, бац, схватил ее расческу и отшлепал по заднице, когда она этого не ожидала.
Не стоит и говорить, что ей это не понравилось.
Но она была очень удивлена.
Я понимаю, что эта сцена была сыграна смеха ради, но она — единственное мое представление о шлепках. И это казалось странным и смешным, и слегка глупым.
Но то, что описал Коннор…
…это не звучало глупо.
Это звучало сексуально.
Так что, несмотря на то, какие замечательные ощущения вызывала ванна, и каким восхитительным был аромат, меня разобрало любопытство. Я намылила себя сверху донизу, везде (я все еще дулась, предполагая, что таким образом он вежливо намекал, что моей нижней части не мешало бы освежиться, или моим подмышкам, или еще чему-то). Затем я вылезла из ванны, быстро приняла душ, чтобы смыть оставшуюся пену, и вытерлась полотенцем.
Я собиралась выйти в одном из махровых халатов, но вместо этого решила обернуться полотенцем. Я подумала, что так будет сексуальнее: он увидит мои обнаженные плечи, верхнюю часть груди и мои ноги. Это было бы немного более соблазнительно, чем прикрыть все тело.
Итак, я вышла из ванной, испытывая легкое головокружение от горячей воды и шампанского, и застыла как вкопанная.
Горничная заправила нашу кровать, пока мы ужинали. Когда я шла принимать ванну, она все еще была заправлена, но Коннор скинул одеяло, и теперь кровать представляла собой лишь огромное пространство мягкой ткани.
По обеим сторонам кровати стояли свечи — крошечные чайные свечи, плавающие в стеклянной чаше. Это было великолепно, такое освещение создавало в комнате загадочное, страстное и романтическое настроение.
А в углу, в кресле сидел Коннор, ожидая меня.
Он снял ботинки и носки, выправил из брюк и расстегнул свою рубашку. Коннор сидел босиком, практически с обнаженной грудью, потягивая какую-то жидкость янтарного цвета из круглого, невысокого стакана… а когда я вошла в комнату, то увидела, как он поднял глаза, осматривая меня.
Он просто сидел, наблюдая… но его глаза сверкали в свете свечей.
Затем, он не спеша поднялся с кресла.
Боже, он был прекрасен.
Он был сама мужественность, его волосы слегка растрепаны, его точеные мускулы словно высечены тенью под его белой рубашкой.
— Забирайся на кровать, — хрипло произнес он, ставя стакан вниз, его голос был полон желания.
Я подошла и села на край кровати, в животе у меня порхали бабочки, мой взгляд блуждал по этой прекрасной груди, поднимаясь к его глазам и опускаясь к этим прекрасным кубикам пресса.