Большой палец со всей нежностью касался кожи, пока вторая рука убирала с лица взбунтовавшиеся от сильного ветра пряди волос.
— Мы увидимся сегодня?
Довольная улыбка и я коварно закусила нижнюю губу. И на лице Станислава Олеговича стала появляться ответная улыбка, что почему-то излучала тепло.
— Возможно.
Глаза напротив хищно блеснули.
— Мой водитель заберет тебя в восемь, — и с этими словами он нежно коснулся моих губ.
Совсем не спеша горячий язык пробрал в мой рот. Со всей осторожностью он снова и снова оставлял поцелуи, продолжая гладить чувствительную щеку. А я и представить не могла, что мой босс способен дарить столько нежности. Наверное, потому что в моих представлениях, в таком человеке как он для нее и вовсе не было места.
Горячие губы отпустили, позволяя свободно сделать первый вдох и на этот раз Станислав Олегович заставил нас соприкоснуться лбами. И уверена ему не меньше моего было необходимо перевести дыхание.
— Ладно, — прошептала в его губы и мы одновременно лукаво улыбнулись.
— Хорошо, — заботливый поцелуй в лоб и Станислав Олегович как истинный джентльмен открыл мне дверь. — До вечера, Агата.
Задрала голову, чтобы найти его глаза. И я знала, что он не захлопнет дверь до тех пор, пока не получит моего ответа.
— До вечера, Станислав Олегович.
На ватных ногах добралась до подъезда и мне с трудом удалось уговорить водителя не тащиться вслед за мной с чемоданом, который я и сама в состоянии дотащить.
Руки тряслись из-за чего я только с третьего раза попала в нужный кружочек и как только дверь пропиликала о разблокировки, я быстро зашла в подъезд, в этот же момент с грохотом роняя чемодан.
Собравшиеся за секунду соленые слезы гигантской лавиной хлынули с глаз, обжигая щеки. И вместе с громким хлопком железной двери, я рухнула на нее спиной, медленно сползая до бетонного пола.
Связка ключей отправились вслед за чемоданом, а руки уже впились в волосы, сжимая их в кулаки у самых корней. Закрытые на сто замков эмоции прорвались целым океаном, что уже затопил всю меня с ног до головы. Маска под названием "Агата Викторовна" в этот раз была снята вместе со скальпом, потому что впервые я чувствовала как она начинает врастать в кожу.
Настоящая Агата затерялась далеко за той, кем я была каждый день и это ужасно изматывало. Тело желало сдаться, потому что внутри него совсем не осталось сил. Маленький воин, что жил в моем сердце и был всегда в ответе за сильную сторону, опускал руки в желание жить спокойно. Он был сломан. Сломан как и та маленькая девочка, которая опустила руки еще пять лет назад. И мой внутренний воин хотел к ней. Хотел оставить все, как та Агата. Он больше не хотел сражаться, потому что ломать себя оказалось, сука, нестерпимо тяжело.
— Господи, — в истерики прошептала я, глотая все новый поток слез.
Тело тряслось так сильно, что казалось у меня развилась эпилепсия. Губы дрожали. А невидимая удавка на шее не позволяла сделать сильный вдох и успокоиться. Слишком много внутри открылось ран. Слишком сильно каждая из них кровоточила. И все они… Абсолютно каждая были сейчас несовместимы с жизнью.
— Осталось совсем чуть-чуть… Совсем чуть-чуть, слышишь? Совсем, блять, чуть-чуть, Агата! — кричала я и как ненормальная била ладонями по своему лицу, словно только это могло сейчас привести меня в чувства.
Звуки отрезвляющих пощечин эхом разносились по подъезду. Боль отрезвляла. Действительно приводила в чувства, с каждым ударом напоминая лишь об одном — нужно собраться.
Поэтому все еще дрожащими руками я подняла с пола ключи, вслед за которыми я заставила встать и себя. Я справлюсь. Справлюсь даже если мне придется переломать всю себя. И пускай на несколько раз.
Это было ужасно тяжело… Слишком сложно не позволять себе чувствовать. Невыносимо больно каждый раз сдерживать собственную истерику, что рвалась наружу из-за всех сил.
Каждый день я заколачивала рвавшуюся платину гвоздями и палками. Каждый день я укрепляла ее все сильнее, но это не помогало. Совсем не приносило пользы, потому что с каждым днем я все увереннее подходило к тому самому краю, где моя выдержка закончится раз и навсегда. Туда, где бесстрашие сменится уязвимостью. Я все увереннее шла к обрыву, где быть сильной больше не получится.
Добралась до нужного этажа и слезы больше не являлись признаком слабости. На лице ни единого признака уязвимости, но стояло мне открыть дверь в квартиру и наткнуться на родное лицо Влада, как я слишком быстро оказалась вновь обнажена как оголенный провод.