«С матерью все нормально», — сухо ответил много лет назад Лева Брахман, когда еще только начиналось его лечение. Но Миша сразу понял, что напрямую углубляться в эту тему не стоило — Леву она нервировала и была чревата обострением. Да и Айзенштату ли не знать, что даже за многолетнюю службу можно не стать своим для чужой семьи. Придется найти обходные пути. Но теперь интерес к старой тайне можно считать праздным любопытством. Марта — не Мишин пациент.
А как врач, Миша добился нужного эффекта — Львенок переключился. Перепрыгнул пропасть кризиса. Пусть пока еще маленькую пропасть, но если вовремя ее не заметить, то она станет серьезным рецидивом. Конечно, одним разговором не отделаться, предстоит еще неблизкий путь к психической резистентности, но чувствительно сложный момент пройден. Опытный доктор всегда примерно понимает, куда ведет эта дорога и чего она будет стоить. И он начал осторожно расплетать клубок из неизбежного чувства вины Левки перед умершей во цвете лет сестрой, колебаний его внутреннего маятника от запоздалых покаяний до мстительного «так ей и надо».
— …но если бы меня оставил в покое папа — я перенес бы весь этот кошмар камерно, тихо. Но он как начал трезвонить и впутывать в свои многоходовки! Просил, чтобы я доверительно позвонил Мартиному муженьку и задал наводящие вопросы. Ну не бред ли это в такой момент?! — возмущался Лева.
— Наводящие… на что? — быстро спросил Миша.
— Я ведь и сам не знаю! Только подозреваю, что речь идет о каких-то махинациях с наследством. Естественно, папа не доверял этому молодцу, который Марте в сыновья годился… но, понимаешь, это все фирменное папино интриганство, которое мне, например, совершенно не передалось. А Марта его усвоила! Я был в ужасе оттого, что она не понимала опасность того шалмана, который развела у себя дома. И то, что она стала падкой на молодых парней… ежу понятно, что это не могло хорошо закончиться. Однако папа, который все и вся контролирует, как будто игнорировал эту опасность. Но я просто не сразу понял его тактику. Он же у нас кукловод. Вот уж кто умеет использовать людей, да так, что они же ему и благодарны. А неблагодарных он цепляет другими крючками. Каждого из тех, кто отирался в Мартиной квартире, наш Ксенофонтыч рассмотрел в лупу, нашел слабые места и пустил в дело. Были, конечно, непригодные. Честные идеалисты, непризнанные таланты, беспутная богема. Встречались и наркоши со смутными улыбками. От этих пользы никакой. Не будь я сыном своего отца и попади в подобное место — меня бы тоже отсеяли сразу. Но в этой мутной воде попадались и позолоченные рыбки на побегушках.
— Например, ее муженек?
— Нет… не знаю. Я ведь видел весь этот джаз мельком. И с ним толком не познакомился. При случае болтали о музыке. Я думаю, Марта приманила его артистическими связями. А выбрала она его как качественную мужскую особь. Как отца своего будущего ребенка.
Миша изумленно поднял бровь:
— Постой-постой? Она ж вроде не по этой части. Бес в ребро, что ли? Ты же ее обрисовывал как детоненавистницу. Или это была защитная маска… А не поздновато было для таких затей? Неужто ее так переклинило от твоих подвигов по повышению рождаемости…
— Миша, она страдала. А я воевал с ней и хотел победить.
— Разумеется, Левка, ты победил и теперь виноват в ее смерти. Мы еще рассмотрим версию о том, как ты ее отравил, а она оставила тебе по завещанию все свои пятнадцать квартир, — бодро отмахнулся от меланхолических рецидивов доктор Айзенштат. — Марта нашла суррогатную мать? Только не говори, что она хотела сама искусственно оплодотвориться!
— Хотела. От Шурика. Дай бог памяти, еще в прошлом веке. Но тогда не получилось. Перенесла она это крайне тяжело. Притом и физически. Вот тогда она действительно переживала, можешь мне поверить. Это незавидная участь — всю жизнь притворяться, что избегаешь того, чего желаешь более всего…
«Но порой без этого никак! — поймал себя на мысли доктор. — Пока не притворишься, что не очень-то и хотелось, пока хотя бы на миг не отпустишь свою мечту-мучительницу в космос, отключив ее от своего энергопотока, — ничего не получишь». Но вслух он сказал совсем другое:
— Не так все просто, Лев Львович. Если бы она хотела детей — они бы у нее были. Я изучил ваш семейный анамнез, как настенный коврик с оленями из своего детства. У Марты было отменное здоровье! А дети — это безусловная ценность, как для духовной надстройки нашей личности, так и для инстинктивного базиса. И если у нас они есть или тем более их много, то наше мортидо считает это поводом для превосходства. Марта не упустила бы такой возможности, если бы искала повод.