— Левка, мне нужно встретиться с Шуриком. Срочно!
— Значит, я не ошибался! — возликовал Левушка, понизившись до заговорщического шепота. — Я давно подозреваю, что он болен.
Восхождение к любви
Лера была довольна тем, что сегодня она вместе со своей командой вышла из берегов психодрамы. Она любила эти семинары, и хотя они были бесплатными и не приносили ей дохода, зато они доставляли удовольствие и давали пищу для новых идей. Приходила интересующаяся молодежь, знакомцы из актерского мира, не чуждые духовно-психологической жажды, порой разные безумцы и просто старые друзья из тех, кому было интересно жить. Нынешнее действо было лоскутным одеялом, сшитым из драматичных эпизодов, и как такового протагониста не было. Лере запомнилась одна студентка, долговязая, в коралловой майке, которая пришла впервые и, похоже, вообще презирала групповую терапию. Но Лера чувствовала в ней потенциал, и таких людей по негласным принципам ее театра никогда не принуждали к публичным высказываниям. Пускай просто слушают. В конце концов, как говорил дядя Миша, «кто не говорит, тот пишет, кто не пишет, тот рисует, кто не рисует и вообще ничего не делает — тот сочиняет музыку. Оставьте творца в покое!»
И вдруг эта коралловая девочка обиженно сказала:
— Разве вы не чувствуете фальши во всем этом спектакле? Мы копаемся в наших детских слезах и родовых увечьях, но не видим главного. Того, что нынешним реалиям созвучна уродливая семья. Но наши личные глубинные искривления психики, о которых мы здесь говорим, — они уже не имеют значения. Действительность постепенно обрубает наши корни и искривляет нас по-своему. Следующие поколения — это искусственные дети новой эпохи.
Лера вздрогнула от точности сказанного. Ее ход мыслей был печально созвучен с этой песней протеста, просто она старалась облечь сентенцию в более корректные формы. Впрочем, до сей поры Валери полагала, что проблема в ней самой, отвергающей семейное рабство. Ее родители были несчастливы в браке. Вплоть до катастрофы. На то были веские причины. Привычной эта боль не стала, но со многих сторон была проанализирована. Лера не стремилась повторять опыты подобного анализа. Не хотела обратно в грустную повесть своего детства. А когда ее грызли печальные мысли, она вспоминала, у скольких людей, которых она любила, кто был ей душевно близок и кого она считала созидающими и сильными, — у кого из них была так называемая нормальная семья? Почти ни у кого. Они как один вписывались в вариант ответа «все сложно». Зато все остальные являли обилие вариаций нормальности. Но то, что стояло за этой вывеской, было Лере хорошо знакомо. Вот за ней-то и развивались разные уродства, сжирающие индивидуальность. Но откуда знает об этом коралловая девушка?
— А что вы… простите, как вас?..
— Юлия.
— …понимаете под уродством?
Все замерли, стало непривычно тихо.
— Страх и зависимость. Постоянный страх быть униженным, виноватым, отверженным. Не соответствовать требованиям. Брошенным. Как бы мне ни было плохо в семье, я знаю, что одиночество еще страшнее. Страх, один лишь страх.
И ненависть — к тому, что заставляет тебя бояться, к тому, с кем ты… живешь. А короткие моменты любви — как бомбоубежище с мыслью «сегодня пронесло»! Я боюсь даже того, что будет, когда я вернусь с вашего спектакля. Скандал или гробовое молчание? Хитрая провокация… или вдруг для разнообразия милый семейный штиль.
— Вы… вы про ваших родителей или… вы замужем? — неловко поинтересовалась Лера. Ей не верилось, что такая молодая и пытливая уже окунулась в семейный быт.
— Родители тут ни при чем. Моя мама поступила мудро: она меня своими связями не грузила. Уходила, уезжала иногда, я оставалась с бабушкой и дедом. Возвращалась тихая, задумчивая, улыбчивая. Или печальная, места себе не находила. Могла накричать, сорваться, но потом просила прощения, раскаивалась. С моим папашей мама разошлась еще в универе. И правильно сделала. Единственное, что я не могу понять: почему она меня не предупредила?! Ведь сама быстро выскользнула из брака. А мне даже не препятствовала. Я думаю, что это всего лишь инстинкт продолжения рода. Нет, я не обвиняю ее в эгоизме, но неисчерпанные возможности материнства обычно вымещают на внуках. Я понимаю, это нормально… — Коралловая девушка небрежно пожала плечами, отпуская человечеству грехи размножения.
— У вас ребенок?
— Да, но я не про него пришла рассказывать. Ребенок есть ребенок, его любишь таким, какой он есть. Самое главное — не обременить его своим горьким психологическим наследством. Передать только дар, талант, фамильную красоту или фарт. Но если дары передаются лишь в комплекте с болезнями и порчей — тогда не надо ни того ни другого. Пускай будет чистый лист, пусть лепит себя сам!