— У Паны все и разузнаем! Она в курсе всего.
Гуля, как всегда, излучала наивную веру в досягаемость всякой желаемой информации. Пришлось ехать, хотя никакой тяги к передвижениям у Сержа не было. Ему хотелось как раз остановиться и все обдумать. Как ему быть дальше. Сквозь оглушенность потери к нему возвращалась болезненная с непривычки свобода. Он был обязан понять, что произошло с Мартой, но при этом идти по Гулиным тропам — нелепо. А что, если Аптекарь принес на подпись какие-то документы? Но опять же, «госпожа Брахман» серьезными бумагами шуршала в кабинете, сор из избы не выносила… Но всегда есть допуск исключения.
Целебный сквозняк электрички выветрил все лишнее. Всю пафосную чешую, все чванливые иллюзии. Именно теперь Серж остро ощутил, что ярмарка тщеславия закрылась. Осталась только неприкаянность человеческая. Гуля, яркая птица, и временами даже смышленая, как она могла поставить все на кон чьей-то шизоидной прихоти — жить за счет вынашивания и опекунства чужого ребенка, ребенка-проекта без матери и без отца?! Поверить в то, что Лев Ксенофонтович, алчный старец, будет оплачивать этот инфернальный карнавал?! Безбедную жизнь троих доходяг, так и не сумевших найти себе лучшее применение… Ну, быть может, таинственную тетю Пану он не оставит без содержания — она мать его сына и вырастила его дочь от первого брака. Но с чего ему лелеять Шурика и Гулю? Другое дело, что Марте не откажешь в таланте кукловода. Именно Шур с его рабской преданностью — и никто другой! Раб — он ведь может искренне любить господина? Или это всегда двойное дно? Хорошо, назовем это преданностью ущербного человека. Шурик не способен к полноценной мужской жизни — так, как понимает это социум, то бишь пахать и обеспечивать семью. Он прибился к единственно возможной для себя гавани, пускай экзотичной, но здесь он… был счастлив. Он будет скрупулезно выполнять посмертную волю Марты, можете быть покойны, тем более за кусок хлебушка с икрой. А ведь будь этот чудо-ребенок запланирован от него — испугался бы и смылся! В сущности, как и Серж… Он ведь тоже такой — недаром воспринимал Шуриков статус естественно, как явление природы. Просто Серж, если спуститься в грубые материи, более престижный самец. И до поры до времени его ущербы не видны окружающим.
А Гульфия свет Назарбековна? Она-то категорически не желала осознавать себя ущербной!
— Разве ты не чувствовал, что Марта была стихией. Космосом! — надрывалась Гуля.
— Ну да… а вы тогда — пятеро в звездолете! — ухмыльнулся Серж. — А яйцеклетки Брахманов — новый бренд вроде яиц Фаберже. Раз их теперь завещают…
Резиденцию тети Паны было слишком легкомысленно называть дачей. Если ее и сослали в ссылку, то это была ссылка в престижном направлении со всеми удобствами. Место дорогое, а домик, видневшийся из-за забора, викторианским абрисом навевал уютный дух английских детективов. Но гнездышко не распахнуло перед ними ворота, хотя Серж уже ожидал увидеть горничную в белоснежном чепце. Тети Паны не было дома.
— Ох, вот я тетеря! Она же вроде сказала, что будет на кладбище… Идем! Здесь недалеко. Вот с Мартой попрощаешься.
— А что, разве… она здесь… на даче?!
— У них тут семейный участок. Я не хотела тебе говорить заранее. Боялась… вдруг ты не захочешь… вот так, всуе. Или подумаешь, что это ловушка…
Чудеса конспирации! Кладбище действительно оказалось близко, среди соснового леса. Но вдруг Гуля схватила Сержа за запястье и попятилась на боковую дорожку, так, что он чуть было не свалился в свежевырытую яму.