— Тогда ее лечить совсем не умели, это был приговор. Лев остался с младенцем на руках. С дочкой, которая с высокой долей вероятности могла заболеть той же болезнью. Вот тогда он понял, что ничего нам не дается просто так. За все придется платить. К жирному наследству прилагается страшная наследственность. А я, глупая студентка, его пожалела. Тогда его все жалели…
Тетя Пана привела их к старой железной оградке, за которой были две старые заросшие могилы и одна свежая. Серж испытал моментальный ужас, увидев холмик, заваленный цветами и венками, и простой деревянный крестик с табличкой. Гуля права: все это совершенно не вязалось с Мартой. А с кем это вообще вяжется?! Вот теперь он ощутил себя абсолютным предателем, не проводившим свою жену в этот убогий кустарный мрак царства мертвых. И если существуют девять граммов души, которые остаются от нас в вечности — пускай не знают они томительного и тоскливого привкуса ритуала земной смерти.
Серж поискал глазами Гулю, предполагая, что она тайными тропами пробралась сюда, но Пана заметила и подала быстрый мимический знак, чтобы Серж ее не искал. Он украдкой кинул взгляд на «подозреваемого» Алексея. Тот был погружен в свои мысли, временами уважительно прислушиваясь к Прасковье Николаевне, и ни малейшей тревоги о своем разоблачении не выказывал. Эти двое были людьми из другого, несуетного мира…
— Леша, давай тебе тоже на посошок!
Серж и не заметил, как у него в руках оказалась рюмка с давно забытым ностальгическим запахом. Рябина на коньяке! Студенческий напиток…
— Нет, тетя Пана, еще развезет на жаре. От вас вечно не уехать! — грустно улыбнулся Леша. — А вас я жду, координатами обменялись! — повернулся он к Сергею.
— Да, — растерянно кивнул Серж. — Только пока у меня и места толком нет для архива. Я временно бездомный…
— Вот и у меня та же проблема с местом. Жена затеяла ремонт и решительно избавляется от хлама… то есть я, разумеется, не про архив!
— Но для нее-то он, конечно, тоже хлам, — невозмутимо уточнила тетя Пана. — Господи, мальчики, какие же вы все идиоты. Единственный человек, которому может быть нужен этот так называемый архив, — это я. Весь хлам всегда везут ко мне. Так и привозите…
И улыбнулась улыбкой Кабирии — со светлой слезой. Обескураженно, благодарно и растроганно молчал Алексей. А потом молча кивнул и ушел.
— Замучили его, — пояснила Пана с теплотой. — Семейный быт заедает. Его отец — единственный человек, который мог бы изменить судьбу Марты. Она, совсем юная, была в него влюблена. Есть мужчина-отец, а бывает… мужчина-мать. Он был добрейший чудик, не от мира сего. Они были соседями с Брахманами. С настоящими Брахманами — по материнской линии Марты, — понимаешь, да? Память о них Лев Ксенофонтович, названый Брахман, постарался выкорчевать для своего окружения. Для всех, кроме меня! Мне он, напротив, ежеминутно старался напомнить, что я Марте не мать, а его безвременно почившая супруга — его навсегда единственная жена. Он не ожидал, что я подружусь со всеми… Впрочем, надо изложить все твое архивно-генеалогическое наследство по порядку. Пойдем ко мне, завтра придешь сюда один и все ей скажешь наедине. А Гульку я пока оставлю здесь. Она много болтает и боится не того, кого надо. Это может быть для нее опасно.
— А кого надо бояться? Вы уверены, что Марту убили…
— Не люблю говорить о том, в чем я уверена. Но в любом случае убийца вряд ли явится ко мне.
Сладкое небо Санта-Клары
Дина открыла дверь — и в глаза ей брызнул свет куцего плафона в прихожей, который давно хотела заменить, да руки не доходили. Свет! Кто здесь?! А что, если… убийца? Ведь он может пробраться и сюда?! Что происходит? И кто… мог сделать в ее доме эту мебельную перестановку? Слава богу — в ту же секунду Дина догадалась… Конечно, это мог единственный человек на земле. Тот, кто так не любил ее детский антиквариат, пропахший папиными химикатами! И тот, у кого она позабыла забрать ключ.