Марта много раз умирала… задолго до того, как умерла физически.
Или у нее была больная печень, что дает специфический запах? Или это аромат бессмертия, которое она для себя придумала. Аромат… Лера наконец покинула эту негостеприимную обитель — обескураженно, не попрощавшись.
А Дина быстро о ней забыла — у нее тоже был аромат. Я астеник, у меня нет отложений жиров памяти, только невесомые запахи! Как же давно она не открывала свое смешное сокровище! Если бы Шур его выкинул, то вместе с мамиными допотопными одеколонами и притирками сорокалетней давности. Но вот в чем волшебство: именно в этой пропахшей ацетонами-скипидарами тумбочке флакончики сохранили свою винтажную душу. Дина открывала его и вдыхала одновременно «маму» — бальзамическое, вязкое, наивно-торжественное и «папу» — химикаты, полироли, канифоли… Вот она, здесь, ее заброшенная «мужская доля», о которой ей однажды поведала Лера! Все это великолепие гипнотически смешивалось и возвращало Дину в детство. Если бы еще завести пластинку на культовом советском проигрывателе «Аккорд» — запись спектакля «Щелкунчик» или «Синяя птица»… полный атмосферный катарсис! Нежный зародыш веры-инстинкта «все еще наладится». Откуда он берется — наверное, из материнской плаценты, прекрасный и живучий, как сорняк.
— Ты любишь хранить старое. Из-за этого к тебе не приходит новое. — Шурик решил делать вид, что ничего не произошло, и привычно изготовился утопить собеседника в словоблудии.
— Ошибаешься. Я как раз изо всех сил хочу расстаться со старым, потому что ко мне пришло новое, и старое этому мешает.
— Во вселенной ничто ничему не мешает, если ты живешь с ней в гармонии, — благодушно парировал Шурик, пропустив намек мимо ушей.
И что с ним теперь делать? Намеков он якобы не понимает… Приволок долговязый хай-тек: вроде из добрых побуждений, а ведь наверняка эту каракатицу Марта задумала выкинуть. И не успела, а Шур прибрал к рукам. Это спазм любви, сгущенной до концентрации яда. Любви к человеку как самому трагическому созданию Божьему. И жалости к победителю. Марта — она ведь победитель, только что получила в итоге?
— А ты на метро не опоздаешь? — Дина попыталась дать понять, что гармонии со вселенной пришел конец.
— Так… что мне… разбирать все?
Разбирать, собирать… этажерка-то сборная.
Суррогат. Сейчас будет разыгран этюд на тему женской черной неблагодарности. Надо тихо отползать. Истерики совсем не хотелось. Злой Шурик — полнейшая нелепость, но он становится очень упрямым. И Дина дала задний ход.
— Нет, что ты! Такая чудная этажерка, очень изящная… просто ты же никогда не оставался на ночь… я не знаю, какие у тебя сегодня планы! И… как там со следствием?! Ты приехал и ничего не рассказываешь… и вот этот сюрприз с новой мебелью — это очень неожиданно и трогательно, но я в последнее время постоянно думаю о твоей безопасности.
— Очень оригинальный способ думать о моей безопасности, находясь с другим мужчиной, — сардонически улыбнулся Шурик. — Хотя, безусловно, это твое право.
— Да, это мое право, учитывая, что все три года наших отношений ты фактически находился с другой женщиной, — начала заводиться Дина.
— Но я тебя предупредил сразу…
— Ах, ну извини… ты предупредил!
Нет, лавину сдержать невозможно! И Дина смачно долбанула недостроенную этажерку о стену. Ярость маленькой женщины, сдерживаемая годами, сносила все на своем пути. Какая же это была сладость — крушить и ломать об колено хлипкий шаткий конструй, это дешевое извращение вместо нормальной здоровой мебели! Бери выше — вместо здоровой жизни! Как же Дина ненавидела формулу «я тебя предупредил сразу», уж не говоря о незваных убогих подарках, объедках с барского стола паучихи Марты. Да, она ее ненавидела — и точка. И никакая смерть это не искупит.