— Я не семейный доктор, я лечил только одного члена семьи, — ответил он как можно более отстраненно. — Но для того, чтобы достичь результатов в лечении, мне необходимо видеть семейную ситуацию в целом, и, наверное, отсюда такая иллюзия…
— А мечтали у вас лечиться все! — лучезарно заверил Шурик.
— Все — это кто же? — Миша чувствовал, как стремительно глупеет от этой грубой лести. Он не ожидал наплыва дружелюбных скелетов из шкафа. Его собеседник тоже немного смешался, и «тайных воздыхателей» доктора не выдал, примирительно заверив в том, что его имя часто муссировалось в разговорах.
— Марта считала, что вы сотворили чудо с ее братом… Но не только она! Их отец тоже отзывался о вас лучшим образом!
— А их мать? Что говорила их мать, вот что мне интересно! — вырвался у Миши много лет мучивший его вопрос.
— Мать Левушки Прасковья Николаевна считала, что ее сын абсолютно здоров. Просто впечатлительный и ранимый, как все недюжинные таланты. Впрочем, ей не особо было позволено влиять на сына. Когда он окончил школу, Лев Ксенофонтович отселил ее на дачу, чтобы не мешала спартанскому мужскому воспитанию. Ну а матушка Марты умерла почти сразу после ее рождения, как вы, наверное, знаете.
Миша неопределенно кивнул, хотя ничего этого не знал, и чуть было не расплылся в непроизвольной улыбке при воспоминании о «спартанском» воспитании Левки Брахмана. Однако репрессивная семейка! Отселить мать… и Шурик об этом говорил так буднично, словно это в порядке вещей. Миша вспомнил Ксенофонтовича, потом взглянул мельком на Шурика. Как тесть и зять они, пожалуй, друг другу подходят. Интересно, как моментально меняется впечатление о человеке: минуту назад Миша готов был раскрыть этому человеку все карты, рассказать все как есть про Катю, про Сонечку, про Леру — с детской надеждой на то, что ему поведают правду о тайных прегрешениях молодого муженька Марты. А теперь вдруг бросилось в глаза, как вписался Шурик в семейный портрет Брахманов, а значит, с ним надо держать ухо востро. И с чего ему привиделся Петрович? Сентиментальный пароксизм. В который раз убедишься, что личная заинтересованность крайне вредит врачебному профессионализму…
— Видите ли, я вас пригласил, потому что мне очень важен… взгляд со стороны на внутрисемейную обстановку, а насколько я понял, вы как раз тот человек, который может мне в этом помочь. Если, конечно, это не противоречит вашим интересам! Насколько я знаю, Марта Львовна умерла от передозировки седативными веществами, и мне важно знать, могло ли это быть самоубийством. Потому что в таком случае его можно считать семейным анамнезом. Судмедэкспертиза в данном случае не может дать исчерпывающего ответа. Здесь важно то, что знали близкие люди и что лежит вне сферы доказуемого.
Шурик стал сразу чужим и холодным, словно Миша перешел к тону официального допроса.
— Марта Львовна, насколько я знаю, не была склонна к суициду. И к традиционной медицине она старалась не прибегать. Но у нее были, скажем так, временные увлечения успокоительными препаратами. Ей, конечно, хотелось все недуги победить ее любимым Тибетом, но это не всегда получалось. И тогда она стала искать наименьшее зло среди таблеток. Она даже не гнушалась порой съесть снотворное после рюмочки коньяка. Не верила в плохие последствия! А так как была человеком увлекающимся, то решила в этой теме разобраться досконально. Даже хотела пойти учиться на фармацевта. Я познакомил ее с Аптекарем. Вот кто фанат своего дела! Но вы, конечно, в курсе, это отец Лерочки.
Миша опять почувствовал, что жизнь проходит мимо, и он совершенно не в курсе! Отец Леры — аптекарь? Хотя какая разница. Но, конечно нет, не аптекарь, это прозвище! Он — главный редактор журнала, который посвящен фармакологии и, кажется, так и называется «Наша Аптека». Или «ваша»?
— И что же родитель Леры?
Миша изобразил самый доверительный тон на свете из скорбной эмпатии и внимательной вежливости профессионала. Раз уж проныра Шурик и его покойная подруга жизни не доверяли врачам, значит, нужно изобразить антиврача — гуманиста и душку широких взглядов. В конце концов, единственные две вещи, которые нельзя изобразить, — это талант и похоть.
— Святослав Борисович написал замечательную книгу о ретролекарствах. О том, что препараты, давно снятые с производства, часто являются более эффективными и щадящими, чем их современные аналоги. И более дешевыми, разумеется, — в этом ядовитая змея мнимого медицинского прогресса и зарыта! Но об этом некому напомнить — да и незачем, ведь старые лекарства уже нигде не достанешь… Вы представляете, какая это бомба?! Да, впрочем, наверное, я не по адресу, вы же плоть от плоти этой системы!