— Плоть от плоти, говорите? — Миша от неожиданности рассмеялся.
Вот в чем его нельзя было уличить, так это в приверженности системе. Жалкий провокатор Шурик! Но посмотрим, чего из него еще можно выжать полезного.
— Если не секрет, где же Святослав свет Борисович добывал столь редкие сведения? Это большая работа, требующая отличного знания темы. Некоторые подобные факты и вовсе под грифом секретности…
— Аптекарь, конечно, не врач, но он почти им стал, когда выхаживал свою жену. Ну вы же в курсе, она страдала алкоголизмом…
Миша начинал тихо звереть от этого «вы же в курсе». Новость номер два: мать Леры алкоголичка! В сущности, это тоже ничего не меняет. Сама Лерка употребляет алкоголь в гомеопатических дозах, дурная наследственность не просочилась. Но вот в сочетании с сомнительным хобби папеньки… Впрочем, Бог с ними, с ее родителями! Обида в том, что Миша услышал совсем не те тайны, Шурик спутал ему все карты. Ретро-лекарства! Больная тема для тех, кого коснулась проблема длительного ухода за больным или кто долго болеет сам… Но тема настолько больная, глубокая и опасная, что никаким научпопом здесь не отделаться. Тут нужно быть профессионалом, а не журналистом. Кто же издаст эту вредную правду, мешающую получать сверхприбыли корпорациям-производителям?! Впрочем, Марта же распоряжается финансами своего могущественного папаши Ксенофонтовича, и она хотела оплатить издание этой фармацевтической бомбы. И не просто издание, а еще и продвижение. И все из просветительских целей! Люди прозреют — и… что?! Продолжат покорно кушать, что дают. Разве что умельцы приспосабливаются посредством родственников или друзей покупать лекарства за границей, но это путь тоже непростой, везде свои «да» и «нет».
— Так и что же Святослав Борисович? Он доставал какие-то вышедшие из употребления лекарства, чтобы вылечить жену?
— Он просто закопался в каких-то исследованиях, я точно не помню, хотя он много рассказывал! Речь шла о барбитуратах… кажется, о люминале. Я помню, он называл его «стильным порошком», аристократом среди снотворных. Смысл в том, что каждой нервной системе — свое успокоительное, и есть такие утонченные натуры, что на них действует только лекарство с историей. Не плацебо — нет! Это, извините, одноразовое развлечение — хотя кому как. Есть те, кто вибрирует от авторитета светила — таких экзальтированных можно всю жизнь лечить валерьянкой за десять рублей, лишь бы из августейшей руки…
— А у него была соответствующая квалификация, чтобы разбираться в теме? — ревниво нажимал Миша, забыв об имидже душки-гуманиста.
— Он журналист, но очень толковый. А… разве вы его не знаете лично? Не может быть, чтобы Лера вас не познакомила?!
— Нет, как-то не представилось случая.
— Удивительно! Я ведь про вас много слышал от нее. Вы так помогли ей с ее театром психодрамы. Мало кто из психиатров советской школы поддержал бы у себя в клинике такое начинание…
Доктор Айзенштат вздохнул, вспоминая запальчивый вскрик Левы о том, что Шурик болен. Можно, конечно, и так сказать. Хотя спорить о том, где грань между дурным характером и клинической патологией, можно бесконечно. Перед ним был знакомый тип манипулятора-провокатора, который удивительно хорошо умеет сыграть роль самого нужного тебе человека на сегодня. Миша и сам в первый момент обманулся и чуть было не рассказал всю подноготную. Дикая мысль, как теперь стало понятно…
— Я не принадлежу к советской школе — это прежде всего. А Лера меня не знакомила с отцом, потому что знает, как я не люблю шарлатанов. Лекарства для меня как люди. Безусловно, кто-то рано умирает — это больно, жестоко, несправедливо. Но мы должны жить дальше — и реагировать на изменения мира, и сбрасывать старую кожу. Наши организмы — великие путешественники во времени. Мы можем предлагать им ретро. Это красиво и пикантно. Но мы не можем застыть, как соляные столбы, в любимой эпохе. Тело не так универсально, как наше сознание… как наша душа, если хотите, но я думаю, вам чуждо это понятие, — понимающе улыбнулся Миша.
Настал момент ответить на колкости, закамуфлированные узором пустоты. Вообще таким Шурикам лучше без объяснения давать в морду. Но Миша сейчас при исполнении своих служебных обязанностей, да и совсем не его это метод, и дичь мелковата.
Услышав о душе, «дичь» встрепенула псевдоорлиные крылышки.
— Когда умирает близкий человек, душа уже не понятие, а осязаемая реальность, — ответил Шурик, и в нем опять зазвучала глубокая несуетная нота, которая, словно призрак, могла появиться, а могла на годы исчезнуть.