Шурик произнес последние слова с такой неожиданной злостью, будто сам настрадался от суррогатных матерей. А Дину все так же тошнило от этой искусственной простоты выращивания гомункулов. Жизнь «натурального» человека у нас ничего не стоит, в то время как вокруг искусственного такой ажиотаж…
Или Дина старомодна и не умеет радоваться исцелению будущего?
К их столику подъехала щеголеватая прогулочная коляска с большеглазым подвижным мальчишкой и молоденькой мамашей… в гламурных кирзовых сапогах! Хотя это показалось — на самом деле это были высокие стильные ботинки с розочкой. Шурик посмотрел на них влажными испуганными глазами — и Дина перестала для него существовать. «Стареющий мальчик, оказывается, уже дедушка», — усмехнулась она про себя. А Юла, Юля, или как там ее, оказалась умной девочкой, игнорировавшей все папашины игры. Она разговаривала с ним на полном серьезе, без метафоричного языка полунамеков, который Дина считала пропуском в Шурикову реальность. Абсолютно не папина дочь!
Удивительно, что они и правда заговорили о том, что Шурик… называл делами. Об этой самой… даже упоминать не хотелось интимные частички тела почившей паучихи. Дина продолжала ее не любить, хоть тресни. И чтобы не увязнуть ни в бредовом танце окружающей действительности, ни в ненависти, она увлеклась игрой с ребеночком, который вовсе не собирался давать маме право на отдых. «Да ну их всех! — думала Дина. — В конце концов, я тоже скоро стану бабушкой. И идите вы со своей завиральной фата-морганой на все четыре стороны». Хотя… а что если ей сейчас предложили бы… вот такой старушке родить ребенка от любимого мужчины, и это было бы возможно без всяких суррогатных извращений, которые теперь так рекламирует телевидение, то что? Заманчиво? Может быть, для кого-то это выход. Но только не для меня.
Всему свое время, дорогие наноэнтузиасты. Всему свое время.
— Ты приедешь ко мне в гости в Ригу? — спросил Шурик на прощание, позабыв, что полчаса назад распрощался с Диной навсегда.
Всенепременнейше! Как в английской песенке: мистер Сноу, мистер Сноу, вы придете в гости снова…
Крылья Альмодовара
Серж чувствовал, что после смерти Марты границы дней стерлись. Действительность вытянулась в некий отрезок времени без делений. Время суток — недоумение. Находясь в этом измерении, можно зависнуть у незнакомого человека. И почувствовать себя дома. У Марты Серж был отчетливым временщиком, делающим деловитую мину. Верил или не верил он в рождение своих замыслов — не столь важно для тех, кто составлял о нем свое мнение. Ярлык корысти ему был приклеен плотно. А здесь он вообще никто, но этот никто отчетливо полезен по хозяйству. Дом без мужика, пусть даже вполне себе крепкий, хиреет. А Серж кое-что умел, спасибо папаше. Крыша у Прасковьи Николаевны теперь не текла, как бы двусмысленно это ни звучало. И это очень кстати, потому что, по прогнозам, август мог выдаться дождливым, а тетя Пана ожидала в гости следующих по графику внуков.
У нее ведь всегда кто-то из них обретался здесь, в праздности и вольности. Хотя насчет праздности — категорическое «нет»! Маркуша, старший внук и единственный, остальные — внучки, — здесь подготовился к музыкальному конкурсу и стал лауреатом! Бабушкино воспитание. Папа Лева слишком нервный, впечатлительный и суеверный для учителя, а вот бабушка оказалась самое оно. Спокойно стряпает, молча приносит в комнату, где Марк репетирует. Молча же уносит грязную посуду. Наслаждается музыкой из кухни. Не вмешивается. Разве что тихо замечает, сколько часов Маркуша играл вчера, а сегодня почему-то на двадцать минут меньше. И почему-то вчера ангелоподобно, а сегодня очень технично, но без души.
«Но я просто спрашиваю! Я же в музыке ничего не понимаю, может, так и должно быть?!»