Например, справный менеджер досемейного образца или тертый интеллигентный гастарбайтер, каких полно вопреки предрассудкам коренного населения столицы. Или даже молодая пара без претензий, почему нет? Игорь умел уживаться и делил пристанище со многими типажами. Но знакомцы порекомендовали Милу, и Игорь подумал: нехай, let it be, лишь бы не доставала. А то есть некоторые, брезгливо принюхивающиеся к пепельницам и случайно оставленным носкам в ванной. И никакая чистота намерений — в том смысле, что вот-вот собирался помыть-постирать, — их не убеждает.
Ладно, бытовуха за кадром, тем более момент тут спорный, потому что Мила как раз из принюхивающихся. Но не осуждающих. Она замечала промахи и прощала. Но замечала! То есть платформа для напряжения имелась. И волну легкого беспокойства Игорь ловил, но не придавал ей значения, потому что Мила была совсем не опасной. Без двусмысленностей и ловушек.
— Неужели мальчики тоже боятся девочек? — смеялась она, когда Игорь рассказывал ей свои тайные мысли, а она признавалась в обонятельном шпионстве за ним и более тяжких подозрениях.
— Еще как! Но не все. Есть старые бойцы без страха и упрека.
— Голубые, наверное, да?! С ними, пожалуй, опаснее, чем с обычными мужчинами.
— Да почему же?! — изумлялся Игорь.
— Потому что принюхиваться буду уже не я, а ко мне. Известное дело, они чистюли.
Совместное существование без совместной жизни — дело тонкое. Подчиняется оно порой неожиданным закономерностям и вряд ли приводит к пленительному результату. Разве что изредка, по прихоти рока. Как говорил общий приятель Милы и Игоря, с легкой руки которого они и сошлись под одной крышей, «бесплатная баба дороже обойдется». Это он о выгодах продажной любви, в которой сек не более, чем овца в теореме Гаусса, но теоретизировал густо. «Любовница дороже проститутки, жена дороже любовницы». Сам теоретик много лет уж не имел ни первого, ни второго, ни третьего. Жена, правда, маячила, но уже бывшая и рассерженная до крайности скупостью и вредностью экс-супруга.
— …а он теперь работает Петрухой в ресторане «Белое солнце пустыни», — сообщила Мила. — Очень доволен.
— Кем-кем он работает? — удивился Игорь.
— Таким человеком в белой форме, в портянках с игрушечным ружьем, который встречает посетителей, открывает им двери машины и оказывает всяческое почтение.
— М-да. Хотя почему нет… снобиссимо ему! Человечек этот всегда алкал бомонда и наконец получил его.
— Да, вот только вчера рассказывал, что нес огромный букет цветов, подаренный известной депутатше, и якобы ее ущипнул.
— Эротические фантазии у него такие же плоские, как птолемеевская модель Земли. А почему Петруху не могли выбрать помоложе?
— Там есть двое молодых сменщиков, но он считает себя лучшим.
В жизни всегда есть место социалистическому соревнованию, в этом Игорь давно убедился. Так вот, «Петруха» еще в лохматые годы стал пионером эмансипации. В том смысле, что выступал за финансовое равенство полов. Через него, зануду грешного, неисповедимыми путями Игорь получил Милу, отношения с которой начались с самой что ни есть паритетной основы. Все, как мечтал жадный губастый Петруха. Но слишком поздно Игорь начал задумываться о том, такой ли уж вздор нес любитель депутатш. И возможно, стоит принять материальное равенство априори, а не метаться от него к схемам традиционно патриархальным?
Кому как, а Игорь не решался. Когда женщина сама за себя платит, и табачок врозь, — может ли взрасти на столь прагматической закваске чувство? Понятно, что оно, как багульник, может взрасти на чем угодно. Но все же не противоречит ли это житейскому миропорядку? И не исключено, что любовное притяжение, которому Игорь впоследствии присвоил чуть ли не первое место среди своих страстей, — всего лишь тривиальное добрососедское любопытство… Ведь живя рядом с Милой, Игорь знал ее глубинные сокровенные подробности, но не знал куда более поверхностных слоев естества. Что порождало томление и неловкость, и смутную тоску, и всевозможные сиюминутные, но цепкие догадки, от которых хотелось избавиться разом. А для этого путь один — спровоцировать близость. Благо, что это было нетрудно: Мила не из тех, кто упорствует в отказе, если мужчина ухаживает интеллигентно. Интеллигентность в данном случае — всего лишь ненавязчивость и необременительная степень великодушия. Иными словами, фикция. Но Мила не зрит в корень, она храбро идет в ловушку и честно мотает «срок». Срок любви, если угодно, пока не наступит амнистия. А пока она не наступит, то срок все длится и длится, потому что сердце человеческое — как в детстве избитый зверь — не идет в незнакомые руки.