Пока Игорь с Милой вели речь о непредсказуемом воздействии поэзии на консьержек, о радостях и сложностях любви, об алхимии земного счастья, о капусте, дорогих машинах, лакированной обуви, халатах, мутных стеклах, — пока они упоительно жили в унисон, над ними сгущалась туча. Она пришла с той стороны, с которой надо было ожидать, но Игорь позволил Милкиным цитатам и своему неизбежному киноэскапизму затуманить бдительность. Даже теперь, нашпиговав свой квазисценарий милыми подробностями, он не решался перейти к кульминации. Хотя если бы не она, то не стоило бы и ворошить заурядный роман, каких тысячи у малых сих.
Итак, вместо эмпиреев надо было бить тревогу под единственно верным слоганом незабвенного Бернса в исполнении Калягина. Любовь и бедность, конечно! И никакая не свобода. И приземленный исход. Чувственный наплыв влегкую снес хлипкое материальное равновесие. Мила потеряла работу. А Игорь — часть заказчиков. Не то чтобы он ушел в разгул и безделье, но перестал цепляться за сферу поденного ремесла. Она сразу ответила ему взаимным охлаждением. Не в пример ей разгорячилась арендная плата за квартиру. Хозяйка квартиры, подозрительная ведьма, насторожилась, когда Игорь два месяца подряд просил отсрочки платежа. Точнее будет сказать другое: старуха почуяла коммерчески невыгодную ей любовную связь. И поднесла к злому глазу гипотетический монокль, чтобы разглядеть поближе кандидатку на уничтожение. До сего момента она и знать не знала Милу и в квартиру не наведывалась. Игорь встречался с квартировладелицей в метро либо изредка заезжал к ней домой. Она забирала деньги и жаловалась на тяготы и заботы современной старухи-процентщицы. То бишь пенсионерки-рантье. Увидев ее впервые, Игорь и его тогдашний компаньон, хлипкий ботаник, прониклись скоропалительной надеждой на то, что дама преклонных лет и немощного здоровья не станет большой помехой своим квартирантам. Так и было до недавнего времени. Старуха если ворчала, то умеренно. Смена Игоревых напарников ее не смущала, пока не била по карману. Теперь же Игорь узнал разные лишние для него подробности о том, что муж хозяйки в своем институте зарабатывает ничтожно мало, сын — лодырь и наказание семьи, а сама она больна всем списком смертельных болезней. И не стоит думать, что при таких обстоятельствах она может позволить себе роскошь благотворительности в адрес пары без неопределенных занятий. А «эта девушка» — она кто? Она не наркоманка? У нее есть прописка?.. Конечно, девушка для ведьмы — всегда корень всех зол. У нее срочно надо отобрать красоту и рыцаря. В нынешних реалиях делается проще — отказ от дома без объяснения причин, и трепетное благополучие принцессы рушится само собой.
Мила не бездействовала и не безмолвствовала. Она делала, что могла. Но у нее не получалось. Борьба с ведьмами — не ее стихия. Экстремальный режим, связанный со срочным изыманием из запаздывающей мировой энергии определенной суммы денег, не всякой барышне под силу. Для успеха в этих делах надо заматереть и за калиться. А Мила растерялась и, конечно, возлагала надежды на мужчину. Что Игоря, как ни стыдно теперь в этом признаваться, раздражало. Сколь бы ни было силы в волшебных рыцарских мечах, в острый момент хочется видеть рядом боевую подругу, а не субтильный кладезь культурного наследия. Игорь и без того брал все на себя — могла она хотя бы быть благодарной?! Мнения опытных и неопытных, старших и прочих товарищей по данной коллизии разделились. Одни считали, что назвался груздем — надевай лямку материальных забот. Другие… имеет ли смысл воспроизводить реплики от лукавого? Понятное дело, что всегда есть отходные пути оправдания. Вина — это зверек, которого мы все мечтаем сбыть в хорошие руки, где он надежно устроится на длительный срок. И руки век пребудут виноватыми. Мила — лучший кандидат на эту участь.
Может, вышло бы иначе, не взыграй в Игоре гипертрофированный комплекс защиты, от которого он перенапрягся и в сердцах счел: «Гори оно синим пламенем!» Будь он спокойней и расчетливей, он уговорил бы Милу не рвать по живому, не собирать в истерике вещи и с пониманием реагировать на фразу: «Временно поживем отдельно». Ведьмушка ведь не успокоилась, завысив сумму. Это была только первая ласточка ее злодейства. Вторым, уже не ласточкой, скорее стервятником, — стал «конец фильма». Требование покинуть квартиру в течение недели. Даже месяца не дала, гадина. Хотя Игорь ездил к ней, падал в ноги, уламывал и взывал к милосердию и человеколюбию. Но бабка, видно, плотно запаниковала, ударилась в маразм, путалась в показаниях, подкрепляя свое решение то внезапной женитьбой сына, то общим повышением цен, о коем ей поведала знакомая риелторша.