Смех да и только. Разве этот хлыщ мог как следует изучить документы, проверить их подлинность, определить качество топлива. Он, поди, бензин-то один «95» нюхал, которым свою «Хонду» заправлял.
Ладно, о мертвых плохо не говорят. Только хорошее, а его, к сожалению, было мало.
Было что-то нечистое в Мельниковских манипуляциях с проверками, но Златарев благоразумно не вмешивался. Понятное дело — кристально честным путем больших денег не заработаешь. Противно, конечно, но что поделать. Из этой руки немало людей кормится. Все завязано, и порвать без крови никак не получится. Да и зачем рвать — вся страна такая. Куда ни кинь — сплошь воровство да обман.
Невеселым мыслям Златарева вторило небо. К вечеру погода испортилась, солнце утонуло в серой густоте грозовых туч. Дождь забарабанил мощно, шумно, и уже через полчаса на дорогах образовались солидные лужи. Капли падали тяжело, грузно, и лужи словно пузырились, взрывались мелкими фонтанчиками брызг.
Златарев остановил машину на светофоре, выудил из нагрудного кармана телефон — дурная привычка, от которой почти невозможно было отказаться, — и набрал Тубольцева.
— Привет, Серега, как там в офисе?
— Где тебя носит? Тут все прямо с ума посходили, — раздался обиженный голос Тубольцева.
— Извини, занят был, позвонить не мог, — оправдался Златарев.
Почему не мог — конечно, мог. Просто не хотелось лишний раз вспоминать об этом проклятом расследовании. Оно уже в печенках сидело. А еще вопрос решать о том, кто бомжа «пасти» будет. Самому не хотелось. Не до того было.
А Тубольцев сейчас как пошлет его куда подальше. Даром, что начальник.
— Слышь, Серый, лейтенант наш совсем очумел. Просит, чтобы мы свидетеля его охраняли.
— А разве это не его забота?
— Была его. Но мы сами навязались, никто не просил. Придется решать, пока Мельник не вклинился. Он и так нервничает, аж осунулся.
— Да, я заметил, — задумчиво сказал Тубольцев, — По очереди будем или как?
— Или как, — ответил Златарев, — Сегодня я не могу. Завтра начнем. Полагаю, за ночь с ним ничего не сделается.
— Кто его знает. Давай я, что ль, проверю. Где обитает наш объект? — неожиданно предложил Тубольцев.
Златарев опешил: он никак не ожидал, что найдутся добровольцы, тем более Тубольцев, для которого произошедшее с Тамарой Мовсесян оказалось весьма болезненным для восприятия Тем не менее, Златареву благородное рвение напарника пришлось как нельзя кстати: настроение было хуже некуда. Он был на самой грани — в полмиллиметра от того, чтобы взорваться. Ужасно хотелось спать.
Напоследок его кольнула совесть: на улице такой дождь, а Тубольцев намеревался скакать по лужам вслед за привыкшим к любым условиям бродягой. Не по-дружески как-то.
— Серег, ты просто посмотри, как он. Какой он. В метро на гитаре играет.
— Да знаю я. Клевер рассказывал. Где живет, знаешь?
— Зачем тебе? Сторожить, что ль собрался?
— Да покручусь вокруг, понаблюдаю.
— Дождь на улице.
— Хрен с ней, с той улицей. Главное, чтоб не в душе…
— Да ты философ, Серега, — усмехнулся Златарев.
— Не говори. Это вообще-то называется романтикой.
Надо же. Что это творится с человеком в последнее время? На романтику потянуло. Хотя, может, это он, Златарев, постепенно черствеет душой, зарываясь с головой в ненужные проблемы. Не хватает в этой жизни чего-то…
Счастья не хватает.
Златарев свернул в переулок и сбавил скорость. Вдруг он увидел, как на обочине кто-то машет ему рукой. Дамочка в длинном целлофановом плаще. Златарев окинул взглядом салон: чистый, пахнущий кожей, а она в своем мокром балахоне. Грязь будет.
Но, с другой стороны, она так настойчиво машет, чуть ли не выпрыгивает из плаща. Златарев притормозил и остановился чуть поодаль. Дамочка стремглав бросилась к машине. Златарев любезно распахнул дверцу. Дамочка сунулась было садиться, но тут вспомнила про плащ, быстренько сбросила его, смотала в клубок и сунула в пакет.
— Вот ужас-то. Льет как из ведра, а я зонтик не взяла. Предупреждали ж с утра, что дождь будет, а я и не поверила. Глянула в окошко — солнышко, небо чистое, птички поют. И не стала брать зонтик. Хорошо хоть у Даши запасной плащ был, иначе вымокла бы, как суслик.
Девица все тараторила и тараторила, чувствуя себя совершенно свободно, не стесняясь чужого человека. Златарев повел машину медленно, ожидая, пока дамочка сообразит сказать ему, куда ее везти.