— А что ты еле ползешь, Леша? — вдруг спросила она, глядя ему в глаза с улыбкой.
Златарев аж дернулся от удивления, посмотрел на нее и вдруг узнал. Конечно же, он видел ее не раз. Она жила в его подъезде, кажется на четвертом этаже.
— Не признал? — догадалась девушка, и в глазах ее заплясали смешинки, — думал, лахудра какая-то остановила, нагло в машину залезла и щебечет без умолку?
Приблизительно это Златарев сначала и подумал. Только дамочка несколько смягчила выражения.
— Меня Аней зовут. Мы на втором этаже квартиру снимаем.
— Да, вспомнил. Аня. Вы недавно в нашем доме живете?
— Месяцев семь, — пожала плечами Аня, — Можно и на ты.
— Хорошо, — согласился Златарев и замолчал, сосредоточившись на дороге.
О чем с ней говорить, он не знал. Да и желания особого не было.
Аня взяла инициативу общения на себя и всю дорогу стрекотала, что стая цикад. Златарев делал вид, что слушает, кивал невпопад, а она лишь загадочно улыбалась.
И глаза у нее были какие-то загадочные. Смешливые, с подвохом. Видная девка.
Жаль, что замужем. С такими Златарев не связывался. Да и в поведении у нее не было ничего такого, что говорило бы, что она не против. Болтливая сверх меры, разве что.
До дома доехали быстро. Аня рассыпалась в благодарностях, попрощалась и упорхнула по ступенькам наверх — живущие на втором лифтом не пользуются, разве что бабульки. Златарев проводил ее до квартиры. Сам он тоже лифты не любил — вечно загаженные, прокуренные, воняют. А пройтись до шестого этажа было полезно.
Оказавшись в квартире, Златарев скинул сандалии и растянулся на незастланном с утра диване. В комнате царил бардак, но он не обращал на это внимание. Не перед кем красоваться, а самого и так устраивает. Сил убираться нет. А вот пожрать бы чего, да выпить рюмочку хотелось. Златарев нехотя поднялся с дивана и поплелся на кухню.
Там было относительно чисто — это потому, что хозяин редко готовил, перебиваясь бутербродами с колбасой и пельменями — знатной едой холостяка. Но сейчас холодильник был пуст, словно только что из магазина. Даже пахло не едой — пластмассой.
Половинка давно засохшего лимона, сиротинушка, одиноко лежала на нижней боковой полке. Желудок заурчал от голода. Ничего не поделаешь, нужно искать зонтик и топать в магазин, что в доме напротив.
Зонтик долго не желал находиться, и Златарев было плюнул на это дело. Не сахарный — не растает. А вот машину желательно было в гараж отогнать, чтоб зря не мокла. Он обул сандалии и тут заметил зонтик, торчавший из шкафчика для обуви аккурат среди кроссовок. Кто его туда засунул, Златарев понятия не имел. Разве что домовой решил пошалить. Но в домовых Златарев не верил.
Быстро отогнав машину в гараж, он заскочил в супермаркет и нагреб свой обычный холостяцкий паек: палку копченой колбасы, сыр, хлеб, помидоры, пачку пельменей и бутылку водки. Взял было коробку яиц, но, повертев в руках, положил на место. Яйца нужно варить, чистить. Или жарить, а потом сковородку мыть. Лень-матушка. Он лучше печенья наберет и кофе со сливками, чтоб позавтракать чем было.
С увесистым пакетом в руках Златарев взлетел по ступенькам наверх, будто на крыльях. В пролете на втором этаже он вдруг наткнулся на Аню, сидевшую прямо на ступеньках. Плечи ее тряслись от рыданий. Рядом лежали пакет с плащом и сумочка.
— Что случилось? — спросил Златарев и опустился перед Аней на корточки.
Она подняла на него заплаканные глаза. Тушь некрасивыми разводами растеклась по щекам. Губы мелко подрагивали.
— Я ключи на работе забыла, — прошептала она.
Златарев сделал глубокий вздох, чтобы не рассмеяться.
— Нашла чего реветь. Мужу позвони, чтоб быстрей возвращался.
— Не буду ему звонить… Да и не живем мы вместе больше.
— Поссорились?
— Нет. Он просто ушел. Мы не расписывались, — пояснила Аня, опустив глаза, — Душа поэта не выдержала прозы жизни. Ключи мне отдал. У него ведь есть, где жить. У мамочки своей ненаглядной… А мастерская уже закрыта, под сигнализацией…
Она снова разревелась, непонятно от чего больше — от того, что придется ночевать в подъезде или от любви своей несложившейся. Златарев, как и любой нормальный мужик, кроме, разве что Тубольцева — тот любил иногда «сопли» жевать, романтик хренов, — терпеть не мог женских слез, особенно, если те попахивали «мылом».
Ушел, разлюбил — и черт с ним. Баба видная, замену быстро найдет. А чувства — их задавить можно. Запросто. Кулаком.
— Ты не реви, — почти ласково сказал Златарев, — У тебя подруги есть?