Настя посмотрела на него, широко раскрыв глаза, а затем вдруг громко и заливисто рассмеялась. Тубольцев тоже начал смеяться, хотя и не слишком понимал причину веселья. Но она смеялась — искренне, от души, после всех пережитых волнений, — и это было хорошо.
— Есть хочешь? — все еще улыбаясь, спросила она.
— Хочу, — обрадовался Тубольцев.
— Тогда пошли, — поманила она его внутрь квартиры и захлопнула за ним входную дверь.
— Поздно уже, Сережа, — скидывая босоножки, сказала она, — Если хочешь, можешь остаться ночевать. Я тебе у Юры постелю.
На лице Тубольцева в одну минуту отразились несусветная радость, сменившаяся почти траурным разочарованием. Настя вдруг почувствовала, как в груди поднимается незнакомое ранее чувство, а кровь бешено стучит в висках, и хочется совершить нечто безумное, такое, о котором завтра будешь жалеть, но еще больше жалеть будешь, если испугаешься и не совершишь…
Она сделал шаг навстречу Тубольцеву, оказавшись в опасной близости. Опасной, потому что от него исходил нестерпимый жар, в который хотелось окунуться и сгореть, если можно, дотла.
Неужели это и есть любовь? Если да, то она согласна любить до бесконечности…
— Любишь меня? — вдруг спросила она, совершенно без страха и стеснения.
— Да, — ответил Тубольцев и стал покрывать ее губы быстрыми горячими поцелуями.
Стало совершенно понятно, что ужинать никто не будет. И комната брата сегодня ночью останется пустой.
Тубольцев целовал ее и гладил руками, не смущаясь дотрагиваться везде, где только могли добраться пальцы, а где не могли, он просто срывал бесполезную сейчас одежду.
Завтра он расскажет ей, как сильно он ее любит, как сильно он без нее скучал. А потом они будут лежать вместе, обнявшись, и строить планы на будущее. Счастливое будущее, иного не может и быть.
А сегодня… Сегодня ему просто чертовски хорошо…
Глава 2
Златарев провалялся в больнице примерно с неделю. Кто бы мог подумать, всего лишь собачий укус, а столько хлопот. Правда, какой укус! Знатный. Почти до кости, сволочь, прогрызла. Врачи грозились продержать Златарева еще несколько дней, однако тому до смерти приелись белые больничные стены, грубые мужловатые медсестры — где они, хваленые ангелы-сестрички из анекдотов, — а также непрерывное дребезжание мобильника у соседа по палате — молодого студента, лежавшего с закрытым переломом обеих ног. Златарев чувствовал, что еще немного — и он повторно переломает ему эти самые ноги или вышвырнет вон через распахнутое окно.
Вернувшись, наконец, в привычный ему мир, Златарев вздохнул спокойно, несмотря на то, что тут его поджидало куда больше серьезных проблем.
Во-первых, работа. После долгого и болезненного разговора с Мариной, Златарев с опаской думал о том, как встретит его Мельник. Неважно, что он спас его дочь. Важно, что теперь он — Златарев — ее злейший враг. Правда, вполне обоснованно подозревал, что на время. Вскоре она почистит перышки и сделает новую попытку примирения. Этого Златарев никак не хотел.
Да и контора у Мельника развалилась совсем. Он уволил почти всех ребят, включая Тубольцева, к которому Златарев привык, как к собственной тени. Может, удастся куда-нибудь устроиться вдвоем. Нужно только поискать как следует.
Переступив порог комнаты, Златарев ощутил, как в нос ему ударил запах чего-то совершенно чужого, будто нежилого. Давненько он не был дома, отвык.
Мебель в комнате была покрыта налетом пыли. Холодильник вообще оказался отключен. А на столе лежали запасные ключи от квартиры и записка.
Леша, извини, что прощаюсь таким образом. Просто в последнее время тебя вообще не бывает дома. Я рассчиталась с хозяйкой съемной квартиры. Теперь переезжаю в другой район. Буду снимать комнату.
Я оставлю ключи на столе, а дверь захлопну снаружи.
Нам довольно неплохо было вместе. Надеюсь, воспоминания останутся теплыми.
Аня.
Вот те раз. Златарев присел на табуретку и замер с запиской в руках.
Оказывается, его бросили.
Ну надо же, как кстати. А то он никак не мог придумать, как избавиться от этой навязчивой особы.
Сама ушла. Ну, попутного ей ветра, или как еще там говорят в подобных случаях.
Златарев даже рассмеялся, но потом вдруг с силой ударил кулаком по столу.
Сбежала, черт. Неужели все было так плохо, что Аня попросту собрала свои вещички и съехала, оставив ключи на столе.
Могла бы дождаться его, поцеловать на прощание, что ли? Обидно было до чертиков, так что одной бутылкой водки не обойтись. Но пить в одиночку совершенно не хотелось.