Так любить, как любили, уже никто не будет. А у меня сердце не казенное. Больше ударов не выдержит.
Ведь он так и не посмел к ней вернуться. Чтобы не видеть ужас и отвращение в глазах некогда любившей его девушки. Это Гришка Клевер мог понять.
Как и то, что в жизни Чеченца вряд ли появится другая любовь. Ну а для той, прежней, он сделал все, что смог. Единственное, что смог.
Значит, по-настоящему любил…
Лейтенант Клевер снова вздохнул. За последнее время это единственное, что у него получалось хорошо — вздыхать и не удивляться. Абсолютно ничему.
Гришка сложил фотографии, письма и спрятал в середину газеты, которая лежала тут же, на скамье, очевидно, случайно кем-то забытая. Затем он сунул газету в урну и поджег.
Прохожие с недоумением смотрели на человека в форме, сидящего возле пылающей урны. Смотрели — и проходили мимо, тут же забывая об этом.
Каждого волновала лишь собственная судьба. Никому не было дела до чужих хлопот. Ни до чьей-то любви, ни до исковерканной жизни.
И только Гришка Клевер мог со спокойной совестью сказать: для кого-то в этой дрянной жизни он тоже сделал все, что смог. И надеется, что только хорошее…