А разве можно представить себе что-нибудь подобное на какой-нибудь загородной вилле?
Глава девятая. ЧТО ДЕЛАЮТ КОРОЛИ, КОГДА ОНИ НАХОДЯТСЯ «СРЕДИ СВОИХ»?
Единственное время в жизни, когда у члена королевского дома есть что-то похожее на личную жизнь, — это время, пока он находится в чреве матери.
Раз в несколько недель, когда у принца Гарри случается очередной загул и кто-нибудь из его собутыльников платит черной неблагодарностью за доверие принца, продавая фотографии с вечеринки в «Сан» или размещая их на YouTube в Интернете, я оказываюсь, по выражению Хейпа Керкелинга, в «дерьмовой ситуации», ведь я — обозреватель и должен комментировать эти снимки. Но дело в том, что такие «срывы» Гарри на самом деле лишь в очень редких случаях отличаются от загулов сынков зубных врачей и строителей в Гуммерсбахе. Однако в его случае речь идет о третьем номере в порядке престолонаследия, поэтому выходки принца привлекают внимание общественности. Если бы мы располагали подробными описаниями безудержного веселья, которому предавалось в пригороде Найроби скучающее английское колониальное общество двадцатых годов, причем вместе с принцем Уэльским, будущим королем Эдуардом VIII и его старшим братом; если бы мы услышали подробные рассказы о «грязных уик-эндах», которые позднее Эдуард устраивал в своей загородной резиденции Твикенхэм, то, полагаю, у нас были бы основания сильно удивиться. Но когда-то в отношении гостей действовали два строгих правила: нужно было принадлежать к высшему обществу. А еще уметь держать язык за зубами.
Теперь эти правила не работают, что означает прежде всего одно: значительно меньше удовольствия. Правда, с исторической точки зрения сам факт, что у членов венценосной семьи вообще есть частная жизнь, — большая новинка. Во время брачной ночи французских королей весь придворный штат занимал места на галерее, не из-за вуайеризма, а с целью засвидетельствовать надлежащее, необходимое для продолжения монархии совершение супружеского долга. У нынешних королей в этом отношении все интимнее. За исключением официальных поводов, никто не принуждает их находиться на публике. Если они это все-таки делают, то смиряются с тем, что их фотографируют. Хороший пример тому — покойная Диана. В крыле Букингемского дворца расположена превосходная фитнес-студия, со всевозможным оборудованием на любой вкус, а рядом — красивый бассейн. И однако Диана предпочитала тренироваться в клубе Харбор. Когда однажды в прессе появились фотографии, сделанные скрытой камерой, на которых была запечатлена привлекательная молодая женщина во время физических упражнений, придворные возмутились таким вторжением в ее частную жизнь. Однако Диана ведь сама покинула частную сферу королевской фитнес-студии.
Слишком часто приватная жизнь королевских особ явно инсценируется. Когда имидж кронпринцессы Датской Мэри пострадал от публикации разоблачительной книги, датский придворный фотограф получил секретное указание, что ему имело бы смысл оказаться на следующее утро около десяти у бокового входа во дворец. Через два дня весь мир обошла фотография, на которой кронпринцесса была снята в тот момент, когда она собственноручно выносила из дворца два пластиковых пакета с мусором. Газеты перепечатывали фотографию «ах, какой близкой к народу» принцессы, правда не указывая, что это — постановочное фото. И когда испанская королевская семья летом 2007 года на публике устроилась на пляже, чтобы там прилюдно поесть бутербродов, это тоже попахивало запланированной пиар-акцией.
Задним числом ясно, что идея представлять себя общественности в качестве образцовой семьи, несомненно, стала одной из самых фатальных идей, какая когда-либо приходила в голову королям. Начало этому положил якобы прусский король Фридрих-Вильгельм III (1770–1840), которому нравилось вместе со своей пресной королевой Луизой, сидевшей за пяльцами на диване, изображать перед народом настоящую идиллию. Но точно известна и дата настоящего грехопадения. В 1969 году режиссер-документалист Ричард Каустон получил заказ на фильм «Королевская семья», который должен был показать королей как «совершенно нормальную семью». Единственным человеком, достаточно дальновидным, чтобы углядеть в этом нарушении запрета далеко идущие последствия, оказался великий режиссер Ричард Аттенборо. Как документалист, он накопил большой опыт работы с первобытными народами в самых отдаленных районах земного шара и поэтому знал, что приоткрытую таким образом дверь уже никогда не удастся захлопнуть, что страсть к подробностям королевской жизни будет постоянно расти, пока наконец подданные не станут считать своим гарантированным, законным правом заглядывать королю в рот за завтраком, просто включив передачу в прямом эфире.