Тогда она ахнула, ее глаза резко распахнулись, и он увидел в них беспомощность. Ту же насущную потребность, которую он увидел в ночь пожара, когда она просила его о том, что он был более чем счастлив дать. Он припомнил, как увидел вспышку боли, быстро сменившуюся похотью. Слепой похотью. Эти слова едва не рассмешили его, но он почувствовал, как напряглись его мышцы, его член налился до высшей точки, и он снова толкнулся, разок, другой...
На этот раз ее бедра приподнялись против него, повиснув в воздухе подобно мостику, и время остановилось. Его накрыл оргазм, разряжаясь в его джинсы холодной неудобной сыростью, которая напомнила ему, что ему больше не тринадцать, что он был ответственным, взрослым мужчиной. Эрик вскочил на ноги, хотя у него в голове все еще была сплошная каша, и протянул руку Хлои. Она посмотрела на него с растерянным, но пресыщенным взглядом, из-за которого он захотел ее лишь еще больше.
Нет. Нет. Нет.
— Мы не можем больше этим заниматься, — заявил он особо твердым голосом. Это был его авторитетный голос, используемый для успокоения испуганных детей и одурманенных страданиями жертв травм.
— Технически, мы не делали..., — она подняла пальцы в воздухе, поставив кавычки, — ...занимались чем-то подобным.
— Не пудри мне мозги, милая. Неправильное всегда неправильно. Ты вечно только сотрясаешь мой глупый мозг, и мне хочется забыть важные вещи. Такие как то, что еще два дня назад ты лежала в больнице. Такие как то, что я обещал подобное не делать. Такие как то, что ты замужем.
Пока он говорил, он видел, как в ее глазах рассеивается туман секса, только чтобы тут же сменится нечто другим. Гневом.
— Глупый мозг? Я сотрясаю твой глупый мозг? Ромео, ты льстишь моему его.
И из всего того, что он сказал, это было все, что она уловила? Эрик провел рукой по волосам. Хлоя, которая злилась на него, лучше, чем Хлоя, которая не чувствует к нему ничего подобного. Так будет безопасней. Отпала бы любая возможность секса, если бы она ненавидела его — или технически, если бы она вспомнила тот факт, что уже ненавидела его. Такова была стратегия, которой придерживался Эрик; дурацкая, да, но эффективная.
— Окажись женщина с отличной парой... — он пытался придумать что-нибудь оскорбительное, унижающее, сексисткое. К сожалению, у семьи Маршаллов были строгие стандарты относительно поведения с женщинами и соблюдения правил учтивости к их чувствам. — ...грудей прямо у меня перед носом, а в природе мужчины подобно супермагниту всегда потянуться за такой женщиной, в поисках... — «Господи, помилуй!» Это оказалось сложнее, чем ему казалось. — Ну, ты понимаешь, — закончил он, образно взмахнув рукой.
— «Понимаешь»? Ты имеешь в виду секс, Эрик? Траханье?
Он кивнул головой.
— Да, именно это я и имею в виду.
— И твой глупый мозг способна сотрясти любая женщина с парой грудей?
Он догадывался, куда все это катится. Он догадывался, чего Хлое хотелось от него услышать. То, что это именно она, Хлоя, которую он желал. Одну только Хлою. Все даже безумнее, чем проникнуть в адское пекло, раз она все еще хотела, чтобы он признался в том, в чем никогда ей не признавался. Ни разу.
Тогда он посмотрел ей в глаза и понял, что это все та же ранимая девушка, которую он всегда знал. Да, конечно, с виду она сильно изменилась, но в душе — сердце у нее до сих пор было хрупким, как стекло. Ему следовало разбить его. Бросить его на землю, а потом растоптать, потому что...
«Она замужем».
Эрик открыл рот.
— Не любая женщина, Хлоя. Никогда не была любая. Только ты.
Глава 5
Это были именно те слова, которые ей так долго хотелось услышать. Или, по крайней мере, ей так всегда казалось. Хлоя рухнула на диван, потому что колени у нее стали шаткими.
Эрик ее желал.
Это должно было ее сделать счастливой. Это должно было бы потворствовать ее уже ущемленному самолюбию, и на минутку так оно и было. Хлоя опустила глаза и посмотрела на свою левую руку, на тяжелый ободок из золота на своем пальце.
— Я не ощущаю себя замужней, — ее голос прозвучал прямо как у капризного ребенка, как у малыша, который не может получить желаемое. Ее взбесило то, как это прозвучало. Она хотела казаться отважной и сильной, соблюдающей принципы и моральную терпимость, но вместо этого, единственное, что она смогла, — возненавидеть существенный круглый символ, который она носила на руке. Кольцо даже не было красивым. Оно был простым, безликим, без гравировок, без чувства стиля. Вообще-то, не такое ювелирное украшение она бы выбрала.