— Они все видели, — медленно проговорила инопланетянка. — Они видели, с какими трудностями вы столкнулись, возвращаясь к ним, тогда как легко могли бы остаться со своими людьми. Затем вы отдали им свой кислород. Если бы не это, Алиса не успела бы вовремя. Вы намеренно пожертвовали собой ради дела, выглядевшего в тот момент безнадежным. С их точки зрения.
— Я с детства был оптимистом.
— Вы — едва цивилизованный обитатель далекой, совершенно незначительной планеты, наделенный не более, чем рудиментарным понятием о морали, и — то, что вы совершили, привело в ужас всех, вплоть до верховного командования.
— Вы кое о чем забыли, — сухо сказал Даржек. — Еще и тьма внутри меня — не того цвета.
— Таково ваше мнение?
— Таково мое мнение о тех, кто у вас там заведует цветами. Я еще увижу Алису, Исайю и прочих?
— Они уже отбыли. И просили передать тебе вот что:
— Я и тогда не забуду.
— Это — строки из поэмы, известной во многих мирах. Исайя перевел ее для тебя, но перевод его, боюсь, плоховат.
— Пожалуйста, передайте им, что я все понимаю, и к ним испытываю те же чувства…
— Конечно.
— Прежде, чем приступить к стиранию памяти, я бы хотел задать еще один вопрос.
— Я — к вашим услугам, Ян Даржек.
— Каким будет вердикт?
— Вердикт?
— По поводу „УниТел“. И всей Земли. Как вы намерены поступать?
— Вердикт еще не сформулирован. И, даже если бы он был вынесен, мне с сожалением пришлось бы отказать тебе в ответе. Ведь вы кое-что знаете о нашем Кодексе и, конечно же, сможете меня понять.
— Но какой смысл скрывать его от меня, если намять моя будет стерта сразу же после нашей беседы?
— Если бы даже Кодекс позволял, это вызвало бы ненужные осложнения и недопустимую трату времени. Стирание памяти — длительная и тонкая процедура; к тому же, прежде мы должны, с вашей помощью, разработать ложные воспоминания о том, где вы были и что делали все это время. Вдобавок, наш техник должен подготовить для вас парик. Судя по вашим фото, волосы ваши значительно пострадали, и это будет выглядеть крайне подозрительно.
— Пустяки…
— Наши техники весьма искушены в подобных делах.
— Я знаю. И все же не вижу вреда в том, что вы ответите мне, если моя память немедленно после этого будет стерта.
— Это будет нарушением моей присяги — и вашей тоже. Как бы ни сложились в будущем отношения между нашими народами, ваш народ, Ян Даржек, никогда не узнает ответа на этот вопрос. Никогда. Вы готовы?
Даржек неохотно поднялся на ноги.
На этот раз он снова не смог отыскать дверь; пришлось подождать, пока инопланетянка не откроет ее перед ним.
23
Ян Даржек расплатился с таксистом, прибавив непомерные чаевые, и проводил взглядом машину, ракетой умчавшуюся по Шоссе де Ловен. День стоял замечательный, и Брюссель был прекрасен. Не было причин торопиться, наоборот, очень хотелось заглянуть в знакомый ресторанчик и немного подкрепиться.
Но дело нельзя было считать завершенным, пока не сдан отчет об его окончании с приложением счета. А уж сколько дел накопилось в конторе за время его отсутствия! От этой мысли Даржек вздрогнул. Неохотно, но уверенно, как человек, только что достойно справившийся с нелегкой задачей, он распахнул дверь и вошел в здание „Gare de trans universel“.
Здесь к нему тут же кинулся, отчаянно размахивая руками, полноватый, невысокий человек:
— Мсье Даржек!
Даржек мрачно кивнул.
— Здравствуйте, мсье Вьера. Рад видеть вас.
Помощник менеджера резко наклонил голову и схватил Даржека за руку.
— Но, мсье Даржек! Где же вы были? И местная полиция, и детективы из Америки, и инженеры — все они нам вздохнуть спокойно не давали! Вопросы, вопросы, просто голова — кругом! „Где мсье Даржек, где мсье Даржек? Куда он пропал?“ Откуда же мне знать, отвечал я. Я ведь даже не видел, как вы прыгнули в трансмиттер! Смотритель у стойки сказал, что вы прыгнули и — пуффф! Исчезли! — Мсье Вьера прищелкнул пухлыми пальчиками. — Но ведь все, кто пользуется трансмиттерами, пуфф! — и исчезают! И не моя вина, если пассажир исчезнет — пуффф! — и попадет не туда! Но мне, кажется, не поверили…
— Я замолвлю за вас словечко, — посулил Даржек. — С вами очень приятно было работать, но до сих пор у меня не было возможности поблагодарить вас. Все дела, дела… Я лично отмечу ваш вклад в беседе с мистером Уоткинсом.
— Tres bien. Очень любезно с вашей стороны. Знаете, очень неприятно чувствовать себя в ответе за то, о чем совершенно ничего не знаешь. Но, мсье Даржек… — Внезапно помощник менеджера осекся и с тревогой оглядел Даржека. — У меня к вам — дело чрезвычайной важности. Если бы вы были столь любезны…
— Да, конечно, — ответил Даржек.
— Тогда пожалуйте в мой кабинет, мне нужно переговорить с вами наедине.
— Безусловно.
Слегка встревоженный, Даржек прошел вслед за мсье Вьера в его кабинет.
— Надеюсь, исчезновений больше не было? — спросил он, когда мсье Вьера плотно прикрыл за ним дверь.
— Non! Non! — в ужасе вскричал мсье Вьера. — Никоим образом; даже не вспоминайте об этом! Садитесь, прошу вас!
Даржек сел; мсье Вьера тоже пристроился на краешке кресла и принялся перебирать канцелярские мелочи на своем столе. Вид у него был крайне смущенный.
— Не знаю уж, как и объяснить, мсье Даржек, — начал он, переместив сигарный ящичек из правого угла стола в левый. — Когда вы были здесь в последний раз, то прошли стойку на Париж, перепрыгнув через турникет, и далее, вслед за пассажиркой, отправлявшейся в Париж, прыгнули в трансмиттер. Лишь позже я узнал, что в Париж вы так и не попали. По крайней мере, об этом мне говорили так много раз, что это, по всей вероятности, правда.
— Истинная правда, — подтвердил Даржек. — В Париж я не попал.
— Bien. — Мсье Вьера отодвинул сигарный ящичек в сторону. — Вы утверждаете, что в случившемся виновата „УниТел“?
— Конечно, нет. Я снимаю с „УниТел“ всякую ответственность за то, что не смог попасть в Париж.
— Прекрасно! — Мсье Вьера передвинул сигарный ящичек на середину стола и расплылся в улыбке. — Невыразимо рад это слышать! Теперь я могу обсудить с вами то, что уже давно не дает мне покоя. Я видел собственными глазами, что вы не прошли через турникет. Вы перепрыгнули через него. Вы не станете отрицать этого?
— Зачем же мне это отрицать, — сказал Даржек. — Суть была в том, чтобы я прошел в трансмиттер сразу вслед за той пассажиркой, и времени на препирательства со смотрителем у меня не было…
— Совершенно верно. Однако ж, несмотря на то, что вы не прошли сквозь турникет и не попали в парижский трансмиттер-приемник, вы должны были попасть в Париж. Понимаете?
— Боюсь, что нет.
— Но, мсье Даржек! Вам, безусловно, известно, что правила — прежде всего. Хоть вы и перепрыгнули через турникет, это не освобождало вас от обязанности предъявить билет. Вы остались должны „УниТел“ стоимость одного билета в Париж!
Оказавшись в нью-йоркском терминале, Даржек отправился прямо в кабинет Теда Арнольда, задержавшись лишь для того, чтобы наполнить свой портсигар. Закурив по дороге, он не смог сдержать удивления: каким лее хорошим, приятным на вкус может быть табак! Целую неделю до этого ему приходилось курить такую мерзость, что странно, отчего там, в Брюсселе, вообще курят…
Арнольда на месте не оказалось, но дверь в его кабинет была распахнута. Даржек вошел и поднял трубку телефона:
— Тед Арнольд сейчас в здании? — спросил он у оператора.
— Не знаю. Вы хотите, чтобы я разыскала его?
— Да уж, пожалуйста. Скажите, что он должен немедленно зайти в свой кабинет. Передайте, что положение — критическое, и, если его не будет в кабинете через пять мнут, солнце сегодня, вполне возможно, не сядет.