Она замялась, обдумывая его предложение. Почему бы и нет. В ее голове скопилось столько мрачных, тяжелых и болезненных мыслей, что было бы приятно выйти из мрака на солнцепек.
— И как все прошло? — еще раз спросил он, открывая перед ней дверь офиса.
Не в силах сдержать восторг в голосе и радостную улыбку, Сара ответила:
— Мне предложили работу. Условия почти идеальные. На несколько часов в неделю больше, чем там, где я работаю сейчас, зарплата больше, и есть возможность заниматься творчеством. В каникулы можно будет приводить сюда Чарли, чтобы он участвовал во всех занятиях. — Она просияла. — С одной стороны, ничего лучше и придумать нельзя, а с другой — что может быть хуже.
— Поздравляю, но я не удивлен. Нужно быть ненормальным, чтобы отказаться от тебя. Я видел картины, которые ты представила на выставку, когда отвозил свою акварель в багетную мастерскую. У тебя настоящий талант. Теперь, когда ты официально член команды, может, стоит купить тебе персональную чашку?
Сара взяла протянутую чашку.
— Долго еще до окончания ремонта? — спросила она, желая сменить тему, и посмотрела на сводчатый потолок над его столом. У Адама Грегори был самый сногсшибательный офисный потолок в мире. На самом деле ей хотелось узнать, как долго он еще пробудет здесь. Но нельзя же так прямо спрашивать.
— Основной проект близится к завершению. Мы закончим меньше, чем через две недели.
Заметил ли он ее разочарование?
— Но это всего лишь первая фаза. Придется тебе еще долго меня терпеть. Закончив первую фазу, мы сразу же перейдем ко второй — преобразуем придел Богоматери в дальнем конце нефа в изолированные художественные мастерские, и еще там будет ресторан. — Он сделал еще один глоток. — По умеренным оценкам, это отнимет еще год.
Сара отвела взгляд, не желая раздумывать над тем, почему при мысли о том, что Адам пробудет здесь еще год, на душе у нее стало так радостно.
— Нам не помешает хороший ресторан, — заметила она.
— Что ты делаешь в обеденный перерыв?
Сара подняла голову.
— Это намек?
Он покачал головой.
— Нет, вовсе нет, просто я хотел заехать в багетную мастерскую и забрать свою картину. Не хочешь съездить со мной? По дороге могли бы съесть по сэндвичу.
Сара зарделась; это было очень заманчиво, но все же неправильно.
— С удовольствием, но боюсь, я уже обещала заехать в школу и рассказать, как прошло собеседование.
Он пожал плечами.
— Значит, в другой раз?
— Конечно. — Ей пришло в голову, что когда она начнет работать в художественном центре, они будут видеться каждый день, и отчего-то при этой мысли у нее резко поднялось настроение.
Она ступила на опасную территорию.
Поймав его взгляд, Сара ощутила маленький электрический заряд, проскользнувший между ними, острое, напряженное и непреодолимое притяжение. Сара поставила чашку на край стола: она не выпила и половины.
— Думаю, мне пора.
Их взгляды снова встретились, и по спине пробежали мурашки. Она повернулась к двери, желая, чтобы он окликнул ее, и одновременно боясь этого до смерти.
Так прошла пятница: успешное собеседование в центре святого Варфоломея, потом в школу, сообщить хорошие новости и написать официальное заявление об увольнении из «Уайтфрайарз». Ее уход совпал с началом летних каникул. Она планировала посвятить все свое свободное время организации летней выставки и разработать схему занятий для детей моложе двенадцати лет на время летних каникул. В оставшееся время Сара наблюдала за Крисом и усиленно старалась не влюбиться в Адама Грегори.
Когда Крис наконец включил телефон, на автоответчике было восемнадцать сообщений. Немногие из них были понятны. Иногда в трубку просто дышали или раздраженно визжали, и только он подумал, не стереть ли их все, как следующее сообщение оказалось от женщины, которая хотела очистить внутренний дворик от водорослей и подровнять живую изгородь из боярышника, чтобы устроить там беседку. Затем последовали очередные вздохи и визги и два сообщения от какого-то мужчины, который просил Криса порекомендовать ему хорошего специалиста-дендролога.
Каждый день Крис делал круг в несколько миль, лишь бы не проезжать мимо дома Дженни в Хэйрхилле, избрав обходной путь и словно обозначив периметр эмоционально запретной зоны. Теперь ему приходилось не только лгать из-за своей ошибки, но поменять из-за нее всю свою жизнь. Он не разговаривал с Сарой, не подходил к телефону дома, игнорировал детей, и когда один из субподрядчиков окликнул его по имени, чуть было не побежал к фургону, чтобы спрятаться.