— А ты открывай шампанское, которое заначил в этой корзинке, и налей нам по бокальчику. Я заметила, что ты припрятал лучшего лобстера. Опять. — Она игриво взъерошила ему волосы. — Слишком много себе позволяешь. — Моника заглянула в корзинку для пикника. — Ты случайно лобстера с собой не прихватил?
Мак покачал головой.
— Увы, мы его уже съели.
— Гадкий маленький воришка. Ох уж эти жильцы. Ладно, здесь полно еды, заходите и угощайтесь. У меня огромный пакет чипсов.
— Ку-ку-у-у, кто-нибудь дома есть? Это всего лишь я. Я привезла Джека.
Сквозь туман и световые годы до Криса Коулбрука дошло, что он только что слышал женский голос. Похоже, его голова упала на кухонный стол сама по себе. Он прищурился. Крис не помнил, как он вырубился, а теперь голова была такой тяжелой, что поднять ее было невозможно.
— Извините за опоздание, — прощебетал тот же веселый голосок.
Крис прищурил один глаз и вгляделся в пухлорозовое пятно, мельтешащее перед ним.
— Что-за-чертовщина? — пробормотал он, только вот слова перемешались в одну суматошную невнятную кучу. Слова были похожи на блевотину. В забытьи его словно рвало словами.
Мама Питера, все еще одетая в блекло-розовый тренировочный костюм, задумчиво посмотрела на Криса.
— Я мама Питера. Закройте окна, к вам мотыльков поналетело и этих маленьких тварей, которые кусаются. Я поставлю чайник? — она вопросительно взглянула на него.
Крис проглотил комок в горле и облизал губы, наблюдая, как чужая женщина возится на кухне. Может, он нечаянно попал в параллельный мир?
— Знаете, алкоголь не поможет решить проблемы, — произнесла она, отвинчивая крышку на банке кофе. — Мне лично помогает аэробика, а моя подруга, Лоррейн, открыла для себя Иисуса, когда ее Кевин стал гулять.
Крис поморщил нос.
— Иисуса?
Мать Питера кивнула.
— Теперь она несет Слово Божье по субботам, у аптеки «Бутс». — Она на минутку задумалась, замерев с банкой кофе в одной руке и крышкой в другой. — Она стала выглядеть намного лучше. Но поверьте, алкоголь не помогает.
Крис облизал губы. Ощущение было такое, будто он взял напрокат чей-то язык и он ему был не по размеру.
— Что за чертовщину вы несете? — выговорил он.
— Неверность, — ответила женщина, раскладывая кофе ложкой по чашкам. — Поверьте, ваша жена уже догадалась, что вы натворили. Я видела ее сегодня днем, при параде, в охотничьих доспехах. Знайте, ей все известно про вас и ваши темные делишки. Хотите узнать мой совет: прекратите сейчас же, пока еще не поздно. Лучше заведите себе хобби. Надо было сказать то же самое моему Тони. Надо было посоветовать ему найти хобби. Разводить карпов. Муж моей сестры завел прудик с карпами и с тех пор даже не смотрит на других женщин. Целый день возится в сарае, чинит фильтры для воды. Доволен, как младенец. Если бы мой Тони завел себе хобби вместо того, чтобы увиваться за этой сукой из супермаркета «Взвешивай и экономь», я бы никогда не повадилась ходить в «Барашка» по четвергам, и мы до сих пор были бы вместе.
Крис вытаращился на нее.
— Вы инопланетянка? — медленно выговорил он.
— Нет, — ответила она, поставив перед ним чашку кофе. — Но раньше я жила в Бэзилдоне.
Сара, Мак и Моника лежали на спине в теплой летней траве, глядя, как загораются звезды, а ночное небо постепенно темнеет от голубино-серого до иссиня-черного, и передавали друг другу сигарету с марихуаной и шампанское.
Моника перекатилась на бок и посмотрела на Сару в сгущающейся темноте: в ее глазах искрились озорные огоньки.
— Значит, ты все еще замужем за Крисом?
Глубоко затянувшись, Сара передала косяк Маку.
— Да. — Ее взгляд был прикован к тлеющему концу сигареты. — Я уже много лет так не веселилась.
— Какой он, твой Крис? Не изменился?
Сара пожала плечами, чувствуя, как оживает каждая косточка, каждая мышца, каждая яркая сверкающая клеточка ее тела.
— Крис? Он… он нормальный. — Тревожный знак, что она не может подобрать более приятные, более положительные слова.
Моника насмешливо фыркнула:
— Я всегда знала. Я понимала. Достаточно было один раз посмотреть на него, когда вы переехали в тот дом, за больницей. С ним сразу все было понятно.
Сара, покачиваясь, приподнялась на локтях.
— Ты думаешь, «нормальный» — это плохо?