И Крис знал, что эта кошелка, Моника Карлайл, соврет не моргнув глазом, лишь бы защитить Сару, и в особенности, чтобы насолить ему. О да, он уже почти слышит, как она планирует свое грязное дело. В темных зловонных глубинах воображения Криса оживали злобные параноидальные тролли.
Отталкивающая гримаса на его лице сменилась раздраженным выражением, и, наконец, он надулся от жалости к самому себе. Сара и викарий. Он фыркнул. История прямо из воскресной газетенки. В ту ночь, когда Сары не было дома, они могли быть где угодно: дома у Моники, в отеле, в мотеле, в приходском коттедже, мало ли где еще. Разве теперь разберешь, где правда, где ложь?
И на деревенских танцах в субботу вечером они протанцевали вместе почти весь вечер, а он даже тогда ничего не заподозрил, даже ухом не повел. Как можно быть таким наивным? Доказательства были у него налицо, нужно было лишь присмотреться повнимательнее.
Крис думал, что Лео Бэннинга вообще не интересуют женщины: это вовсе не значит, что он предпочитает мужчин, просто до разговора с Дженни Крис вообще не воспринимал Лео, как противника. Он плохо его знал: они разговаривали всего раз или два на школьных спортивных соревнованиях и здоровались на улице. Он считал, что Лео, будучи викарием, помогает людям решать проблемы и смотрит на людей как на паству, овец, за которыми нужен присмотр, а не как на… как на… пылких телок. Это слово пришло ему в голову, когда Крис пытался подобрать подходящее определение для привлекательных женщин и при этом не показаться неандертальцем. Слишком поздно.
Но самое главное и самое худшее, самое обидное, то, что Сара и Лео Бэннинг выставили его полным идиотом. Именно по этой причине, ни по какой другой, Криса переполняли злость и обида.
Он расправил плечи и направился к двери черного хода, разгорячившись и дрожа от яростного возмущения. Свернув у живой изгороди, Крис замялся на несколько секунд: свет в ванной еще горел. Он подождал, толком не зная, зачем, и через минуту свет погас, а окно у кровати озарилось мягким золотистым сиянием лампы. Он стоял очень тихо, дыша прерывисто и неглубоко, слыша все звуки в саду, затаенное биение своего сердца и бархатистое движение крови в венах. Прошла минута, может, чуть больше, свет погас, и дом погрузился в темноту.
Крис почему-то глубоко вздохнул с облегчением, будто в темноте его грехи не могли бы его отыскать. Крис покраснел, несмотря на то, что в саду никого не было — никого, кроме него самого и его совести, которая сверлила его пристальным взглядом.
Тем временем в Хэйрхилле Дженни Бек перекатилась на бок на кровати и уставилась в потолок. Она лежала так уже давно, размышляя о новых возможностях, которые жизнь преподнесла ей в подарок. Между сводчатым потолком и лампочками нависла причудливая паутина, изящное свидетельство мастерства и хитроумия паука и неряшливости и лени хозяйки. Надо ее убрать. Вокруг нее на кровати громоздились кучи подушек, спутанный комок простыней и одежды. Воздух был насыщен чувственностью, так, что ее можно было почти потрогать руками.
Окна спальни были распахнуты, и с улицы доносился мягкий шепот теплого летнего ветерка в кронах деревьев. Мотыльки плясали танго в свете фонаря, а какая-то птица декадентско-кричащей окраски залилась рок-н-ролльным риффом в бархатистой мягкой темноте.
Дженни перекатилась на живот. Ее сын, Питер, опоздал на полчаса, ожидая получить взбучку, но она его не тронула, потому что на этот раз у нее было на уме совсем другое.
Ее одежда все еще хранила запах Криса Коулбрука, по крайней мере, Дженни так казалось. Она притянула платье к лицу, глубоко вдохнув, чтобы убедиться. Да, это его запах: едва уловимый аромат лосьона после бритья и теплый мускусный запах мужского пота и тестостерона.
Когда Крис приехал, волосы у него все еще были мокрые и завивались на шее. Его загорелая кожа слегка порозовела после душа. Он стоял на крыльце черного хода и улыбался. Он явно был рад ее видеть, счастлив находиться здесь, но нервничал: она поняла это, заметив, как он переминается с ноги на ногу, сомневается, прежде чем зайти в дом. Дженни тоже приняла душ и переоделась в золотисто-желтое платье из мягкого хлопка.
— Я открыла бутылку красного вина, — сказала она, будто они вернулись к давно начатому разговору. — Надеюсь, ты любишь красное. Полезно для сердца.
Все время от звонка Криса до его приезда Дженни носилась, как пчелка. Выключила флюоресцентную лампу на кухне, засунула грязную посуду вместе с объедками в посудомоечную машину, побрызгала спреем против мух и освежителем воздуха, притащила настольную лампу и зажгла свечи в гостиной. Она оставила дверь черного хода открытой, включила фонарь у входа и поставила кассету с романтическими балладами. Пара капель духов из дьюти-фри за ушами, и Дженни Бек была готова практически к чему угодно.