— Куда теперь? — испуганно закричала Ленка, заметив, что Люда остановилась в полной нерешительности. — Ты учти, умирать мне еще рано. Я предсмертных писем никому не написала, и вообще, я еще не стала инструктором по дайвингу. — Пока Ленка была в силах шутить.
— Не знаю я, куда теперь, зря мы тут вообще стали спускаться. Кажется, тут все намеки на тропу обрываются, — так же испуганно ответила Люда.
— Ну как же ты не знаешь? Почему не знаешь?! Пожалуйста, придумай что-нибудь! — Теперь Ленку начинала накрывать паника, ее больное воображение рисовало красочные и ужасные картины падения: сломанные руки, ноги и обязательно шея. «Нет, нет, перестань думать об этом! — молча кричала она на себя. — Ты же знаешь, мысль материальна. Быстро представь себе, что мы благополучно спустились вниз!» Но представить хоть что-либо более или менее не кровавое никак не получалось. Ей безумно хотелось, чтобы рядом был Кораблев, а не Люда. Кораблев, который боялся высоты до потемнения в глазах, но всегда знал, куда делать следующий шаг. «Кажется, у меня паника. Срочно надо что-то делать! Так, остановились, не спешим, дышим глубоко, полной грудью, думаем». Это был стандартный Ленкин прием против приступов паники, злости и прочих отрицательных и опасных для жизни эмоций. Прием этот был усвоен после прочтения «тупой американской книги» — учебного курса дайвера открытой воды. Выходит, что иногда тупое американское повторение единственной мысли пять раз на одной странице очень полезно. По крайней мере, у Ленки всегда срабатывал условный рефлекс на кризисные ситуации: «Остановись, подыши…» — и далее по инструкции.
Паника отступила, тело обмякло, зато перестало дрожать. Начался приступ громкой контролируемой истерики. Девчонки слезно смеялись, шутили: «А не пора ли звонить спасателям?» Может, было и пора, но телефоны все равно сеть не ловили.
— Зато теперь мы в полной мере понимаем, что чувствуют кошки, которые на дерево залезли, а слезть с него без помощи уже не могут. — Как обычно, когда хуже уже быть не могло, Ленка начинала искать плюсы в своем положении.
Когда тело перестало быть предательски мягким, поползли дальше, местами на пятой точке, местами с полузакрытыми от страха глазами. Так, молясь и матерясь, они спустились с гор!!!
Машка бродила одна по берегу моря: туда-сюда, сюда-туда — и так сто тысяч раз. Она уже пять раз искупалась и позагорала вдоволь. Машка даже успела сделать то, чего от нее никто никогда не мог ожидать: пособирала мусор вдоль берега. Ей было скучно до смерти, а девчонки никак не шли. Когда же они наконец пришли, Полякова не могла не высказать недовольства:
— Ну и где вы ходили? Позвонить нельзя было?
— Маша, я тебя прошу, не надо сейчас ныть, ворчать или злиться, — очень медленно сказала Ленка. Она никогда не говорила медленно и никогда не называла Полякову Машей. Всегда Машкой. Поэтому Машка испугалась и решила, что все свое недовольство она выскажет утром.
— Давайте спать ложиться, — устало сказала Люда.
Все устали просто жутко — до полусмерти. Ни ужинать, ни тем более чистить зубы уже не хотелось. Легли спать голодные и злые.
Глава пятая
Когда Машка проснулась утром, ей почему-то уже не хотелось злиться и ворчать.
— Ну что, выпьем чаю и попробуем еще раз перевал одолеть? — голосом, переполненным оптимизма, предложила Люда.
— Так вы вчера дорогу-то другую нашли? — спросила Машка.
— Дорогу мы нашли, только ты по ней не пройдешь… да и мы по ней больше не пойдем, — помедлив, сказала Ленка.
— Давай попробуем по этой же дороге. Мне почему-то кажется, что сегодня у нас все получится! — Оптимизма в Людином голосе было еще больше.
Но вчерашняя история повторилась точь-в-точь. Ровно на том же самом месте Машка испугалась, собака удивилась, Люда неуверенно стала пытаться что-то придумать.
Ленка села на камень, она первый раз в жизни жалела о сделанном. «Нет, никогда не ходите в поход с человеком, который никогда не был в походе», — мысленно советовала она неизвестно кому. В глаза светило солнце, и Ленка их закрыла, закрыла еще и от неимоверной усталости. Ее здоровый пессимизм шептал ей в оба уха, что «медведь тут не пройдет». Ей захотелось закрыть и уши, поскольку кроме своего здорового пессимизма она слышала полный больного оптимизма голос Люды: «Машка, ну давай попробуем еще разок. Ну не бойся ты так за Дину, она же собака, инстинкт не даст ей с горы свалиться».