– Сколько я здесь? – прошептала Даша, едва разлепляя пересохшие губы.
– Четвёртый день. Мы все…
Доктор говорил, но Даша не слушала. Её вдруг сильно насторожило одно обстоятельство: нижняя часть тела болела очень сильно, но ноги… Даша чувствовала какую-то странную… страшную боль. Она не могла понять, что болит.
Собрав всю волю и силы в кулак, девушка откинула одеяло… Она поняла, что так ныло – огромными глазами Даша смотрела на две перебинтованных культи.
Мир вокруг приобрёл оттенки чёрно-белого негатива, потерял краски, потерял звук, словно немое кино, и плёнка испортилась настолько, что восстановить не возможно. Врач что-то говорил. Кажется, говорил – его губы шевелились. Попытался объяснить? Поддержать? Оправдаться?
Ног не было. И это не оправдать и не исправить.
– Нет!!! – Из глаз Даши ручьём полились слёзы, она перестала соображать. – Я не хочу!!!
В палату быстро влетели две медсестры и стали держать её, не давая спрыгнуть с кровати, и доктор что-то вводил в капельницу, пока девчонка пыталась лягаться обрубком правой ноги. По руке полилась кровь – Даша вырвала катетер.
– Я не хочу!!! Не надо!!! Верните мне мои ноги!!! Отпустите… – в глазах резко потемнело, девушка потеряла сознание.
***
В этих коридорах почти каждый день кто-то плакал. Медсёстры отделения уже привыкли не обращать на таких людей внимания. Вот и на Маргариту Максимовну, маму Даши, тоже внимания никто не обращал.
Маргарита Максимовна была сильной женщиной. Сильной от природы. Она прожила на этом свете пятьдесят шесть лет, и ничто не могло сломать её. До того самого момента.
В ту ночь, когда Даша убежала из дома, Маргарита Максимовна написала двадцать страниц нового романа и легла спать. Она планировала встать попозже, ведь намечался выходной. Поспать утром не дали – около восьми разбудил телефонный звонок. Проклиная всех на свете, женщина подняла трубку:
– Алло!
– Маргарита Голубева?
– Да! Кто это?
– Это касается вашей дочери.
– А в чём, собственно, проблемы?! – Маргарита Максимовна начинала злиться. Её прекрасная послушная дочка видит седьмой сон, наверняка снова завернувшись в одеяло наподобие шавермы. Какого чёрта им от неё надо?
– Сегодня ночью она попала в аварию…
Дальше всё происходящее напоминало кошмарный сон. Маргарита Максимовна, словно в тумане, встала с кровати, вполуха слушая то, что ей говорят по телефону. Дёрнула дверь в комнату Даши, тихо ругнулась на запертый замок. Вернулась к себе, вытащила из шкатулки в тумбочке запасной ключ. Вновь подошла к двери Дашиной комнаты и долго пыталась вставить внезапно онемевшими пальцами ключ в замочную скважину. Открыла дверь и едва не сползла по стене на пол, когда увидела разбросанные вещи и не расправленную постель. Окно не было закрыто – ветер распахнул створку, запуская февральский воздух, и заставив женщину затрястись от холода и страха.
После она подошла к сигнализации, и вот тут она окончательно поняла, что происходящее – не розыгрыш, и Даши действительно нет дома: провода сиротливо торчали из главного блока, а зелёная лампочка, обычно бодро моргавшая всю ночь, сейчас словно умерла.
С чувством нарастающей паники, сбивчиво прося повторить звонившему всю информацию о её дочери, Маргарита Максимовна разбудила мужа и, толком не успев даже собраться, понеслась в больницу. Там она узнала страшную новость – Даша осталась инвалидом. Три дня женщина просидела в больничном коридоре. В реанимацию её не пустили, несмотря ни на какие мольбы и ни на какие угрозы. Не пустили её туда, даже когда у Даши началась истерика – дочка очнулась, и она, судя по воплям, что доносились из отделения, была в ужасе от того, что стало с её телом.
Маргарита Максимовна прикрыла глаза ладонями, пытаясь не представлять себе это. Пыталась думать о стороннем, о том, что делать дальше, куда ехать на реабилитацию и в какой стационар перевезти Дашу, когда та станет транспортабельна. Но в ушах стояли крики дочери, полные нечеловеческого ужаса и отчаяния. Она звала Генку – этот идиот уехал с места аварии в чёрном мешке, но Даша пока об этом не знает. Ей пока не к чему это знать. Подумать только, его имя она произнесла самым первым, позвала не мать, не отца, а человека, который оставил её калекой…
Маргарита Максимовна выбежала прочь, не в силах здесь больше находиться. Она почти не спала эти три дня, не выезжала из больницы, отменила все запланированные встречи и мероприятия. Толком даже не ела. Кофе. Ей срочно нужен кофе. Подойдёт любая бурда из автомата, главное, чтобы крепко, сладко и мерзко. Главное, чтобы мерзко, может, хоть так станет немного лучше…
У лифта она с разбегу налетела на мужа. Сергей Петрович обхватил едва не упавшую на пол Маргариту за плечи.
– Марго, Марго, тише. – Сергей Петрович прижал жену к себе крепче, потому как она, кажется, не сразу его узнала: три дня она дневала и ночевала в больнице и сейчас выглядела просто ужасно.
– Кофе, – тихо ответила Маргарита Максимовна, – хочу кофе, просто до смерти. Даша очнулась. У неё врачи сейчас. Ей так плохо, Серёжа…
Сергей Петрович лишь издал задумчивое «Хм». Он не очень хорошо помнил то утро – накануне он чудовищно устал на работе, потом ещё Даша знатно испортила настроение своими детскими истериками. Поэтому вечером Сергей Петрович, с трудом заставив себя дойти хотя бы до душа, хлопнулся в кровать и уснул мёртвым сном. И когда утром он проснулся под истерические крики супруги, он долго не понимал, что произошло.
Этим, в сущности, всё и должно было закончиться. Он давно подозревал, что Даша общается с этим недоноском, но не мог поймать её с поличным, а строгость, с которой он воспитывал дочь, в последнее время имела всё меньший эффект. Он всё чаще чувствовал, как Даша теряет благоговейный страх перед родителем, и всё чаще видел в её глазах ненависть, обращенную к нему. Его это бесило. Он понимал, что теряет контроль над дочерью, что она перестаёт его уважать, но он и подумать не мог, что Даша способна выбраться из дома втайне от него. Отключить сигнализацию – он предъявит охранной компании такой иск, что они впредь не подпустят к его дому и блохи!
– Ты слышишь меня, Серёжа? – Голос Марго вывел из транса. – Что делать?
– А какие у тебя варианты? – Он не слушал жену и понятия не имел, о чём та вела речь, но годы в бизнесе научили его всё держать под контролем. Даже сейчас нельзя показать, будто он чего-то не знает.
– Я совсем запуталась. – Маргарита дрожащей рукой протёрла усталые глаза и смахнула со лба прядь крашеных в каштановый цвет волос. – Я не успела переговорить с врачом, но вчера вечером он говорил, что Дашу можно будет перевезти, когда её состояние полностью стабилизируется…
Маргарита всё говорила, а Сергей Петрович только кивал, прикидывая, во сколько ему выльется Дашино лечение и реабилитация. Нанять сиделку, устроить перепланировку дома – комната дочери находится на втором этаже, она не сможет спускаться самостоятельно. Хотя, первое время ей это и не нужно.
– Успокойся. – Сергей Петрович доверительным жестом прервал жену, снова обнимая её за плечи. Как она постарела за эти три дня! Даша вымотала её, выжала, как лимон. У девчонки не было ни капли совести. – Не переживай о Даше. Мы можем позволить себе всё, что ей необходимо. Мы поставим её на ноги.
– На ноги? – Маргарита Максимовна затряслась, и глаз её брызнули слёзы. – На ноги?! Серёжа…
Она прижалась к груди мужа, потеряв остатки самообладания, и разрыдалась в голос.
Глава 4
По виску скатилась капелька пота, но Даша не обратила на неё внимания. В сущности, от этой капли хуже не делалось, потому что одежда и так уже прилипла к телу, была отвратительной и липкой, с улицы в нос били ароматы цветов и запах плавленого асфальта, и Питерская сырость раскалилась, выжигая лёгкие своим болотным паром. Окно в комнате было открыто настежь, но полный штиль не разгонял удушье ни на йоту, а солнце немилосердно било, как в парник, прямо в стеклопакет, раскаляя воздух в комнате почти до сорока, потому что отец нанял рабочих, и клён – единственное препятствие на пути света – спилили. Как будто в этом теперь был какой-то смысл.