Выбрать главу

Волосы Даши слиплись в нечёсаные рыжие пакли, но она никому не позволяла приводить себя в порядок. Достаточно было того, что она могла делать без посторонней помощи ровно ничего, и уход за своими волосами хотела оставить как то единственное, что она ещё умела. Но не хотела делать.

Она ненавидела жару. Ненавидела лето. Ненавидела каникулы, врачей, свою сиделку, одиночество и себя саму. Иммунитет умер – тяжелейшие травмы и многочисленные операции, перенесённая пневмония, пролежни. Врачи назначили комплекс упражнений, многочисленные препараты, реабилитолог приходила два раза в неделю – она нравилась Даше тем, что не сочувствовала и просто честно делала свою работу, пытаясь вернуть свою пациентку к нормальной жизни. Она была единственной, кого Даше не хотелось послать ко всем чертям, и с ней единственной хотелось поговорить по душам. Но Даша не делала и этого.

Врачи посоветовали поменьше бывать на сквозняке, но Дашины родители, как всегда, восприняли всё слишком буквально: дома не открывалось ни одно окно, двери балкона запирались на ключ, а пульт от кондиционера был выброшен в мусорное ведро. Более того, дабы не повредить здоровью, Даша была вынуждена передвигаться по дому в махровом халате и с пледом на ногах. Почему-то именно это казалось Дашиным родителям самой лучшей профилактикой от всех болезней.

Но как бы сильно Сергей Петрович и Маргарита Максимовна не опекали дочь, они не могли оставаться с ней всегда рядом. Сегодня чете Голубевых пришлось уехать по делам, домработница взяла выходной, Фёдор, охранник, сидел на улице в беседке, пил чай со льдом и, кажется, уже замариновался в табачном дыме. А сиделка позвонила лично Даше, сказала, что ей не с кем оставить ребёнка и она задержится на час или полтора, и слёзно умоляла девушку не выдавать её. Бога ради, Даша была и не против провести в одиночестве полтора часа, потому что у сиделки была привычка обращаться к Даше в уменьшительно-ласкательной форме, а ещё от неё пахло дешёвыми приторными духами, и Дашу от этого подташнивало.

Халат Даша сбросила на пол, а потом, подумав, свернула в узел и выбросила в окно на крышу гаража. Плевать, что скажут родители, терять ей уже нечего. У неё отняли всё, даже возможность выходить во двор. Её единственной прогулкой теперь была дорога от крыльца до автомобиля, а потом от авто в клинику или в реабилитационный центр. Это выводило из себя. Поэтому Даша открыла настежь окна и думала, как бы сломать стеклопакет, чтобы родители не смогли снова её замуровать.

Порыв горячего воздуха ворвался в комнату, убрав с лица лохматые волосы, обдувая открытые руки и теребя пустые штанины, свисающие с инвалидной коляски. Как же Даша скучала по улице! Но единственная улица, которая теперь у неё была, это та, что виднелась из окна спальни.

Даша вдруг вспомнила, как пару лет назад в мае вместо школы пошла с Генкой на озеро. Как они ныряли в воду с головой, а потом у обоих завелись вши. Мать орала, как ненормальная. «Это лицей! Лицей! Откуда ты могла их подцепить?! Я этого так не оставлю, они у меня получат!» – конечно же Даша не сказала, что во всем виновата городская вода. Целый день ушёл на обработку. А Генка следующим утром пришёл в школу с гладкой, словно лампочка, головой и улыбался, как придурок…

На глаза Даши навернулись слёзы. Генка, Генка… если бы он послушал её и сбавил скорость, то, возможно, они успели бы увернуться от «Газели», вылетевшей на встречную полосу. А теперь Генка мёртв. Погиб на месте. В последний момент он успел вывернуть руль, и удар большей частью пришёлся на его сторону. Он спас её, Дашу, ценой своей жизни, а она даже не может прийти к нему на могилу – не на чем прийти.

Вытерев влажное лицо, Даша опустила взгляд на остатки ног. Правое бедро и половина левого – вот и всё. Правую ногу оторвало сразу, а левую буквально перемолол смятый капот. Даша не винила врачей за ампутацию: машина разбилась на пустой трассе и улетела в кювет, Генка и водитель «Газели» были мертвы, сама Даша потеряла сознание. Об аварии узнали очень поздно; когда спасатели прибыли на место и сумели, наконец, вытащить их с Генкой из развороченной «пятнашки», Дашины голени уже посинели…

Девушка скорбно отвела глаза. Ног больше не было, но сама она жива. Непонятно, каким чудом она не умерла от потери крови, но, всё же, она здесь. И ей предстоит очень долгая реабилитация, изготовление протезов. И родители, конечно же, потратят любые деньги, и протезы, возможно, даже будут так же хороши, как и родные ноги. И она, Даша, со временем обязательно поступит в институт. В медицинский, в память о Генке. Будет усердно трудиться, и обязательно будет ходить, не хромая. Она, возможно, даже когда-нибудь снова наденет юбку. Когда смирится полностью…

Ах, всё пустое! Генка погиб. А сама Даша инвалид и как никогда зависит от родителей, которые теперь уж точно ни за что её не отпустят. Она до сих пор живёт в своей комнате на втором этаже, как будто нарочно, как будто родители специально оставили её здесь, чтобы она не могла никуда выйти самостоятельно – у Даши не хватало физических сил скатиться в кресле по пандусу. Нет, от слежки и контроля ей не избавиться до конца своих дней. Ну, а что до протезов… Они могут быть сколь угодно хороши и функциональны, но это всё равно будут искусственные ноги. Не будут затекать или чесаться, не будут притоптывать в такт песне или шевелить пальцами. Ветерок больше не будет ласкать кожу. Мёртвые ноги. Мёртвые мечты…

В зале на первом этаже что-то с громким звоном разбилось.

– Да что б тебя, зараза такая… «КРАМИДЕРА!»

Волосы поднялись дыбом на Дашиной голове. Похоже, к ней, обойдя все дурацкие сигнализации, в дом пробрался вор, и, судя по этой «крамидере» не совсем адекватный. Девушка подкатила к двери насколько быстро, насколько только могла, и заперла её изнутри. Поискала взглядом телефон, чтобы вызвать полицию, но не нашла его, возможно, оставила в ванной. Выглянула в окно, хотела позвать Фёдора, но он ушёл из беседки и сейчас мог быть где угодно. Осмотрела комнату: идеальный дизайн и совершенство стиля говорили об одном – спрятаться ей некуда. Может попробовать под кровать? Даша попыталась слезть с инвалидного кресла, но аккуратно сделать это у неё не получилось – девушка запуталась в штанинах и с грохотом упала на пол. Но самое ужасное, что возня внизу резко затихла, и раздался звук шагов по лестнице.

Даша оттолкнула кресло и не без труда заползла под двуспалку, немедленно утонув в пыли и едва не расчихавшись. Волна раздражения тут же перекрыла страх: «В плед они меня кутают! Идиоты, лучше бы в комнате убирали почаще!» – ещё никогда она не была так зла на родителей.

Дверная ручка пару раз дёрнулась, после чего щёлкнул замок, и дверь открылась, как будто Даша её и не запирала. В проёме показались чьи-то ноги – увидеть остальное не позволяла кровать. Ноги неторопливо подошли к окну, походили по комнате. С каждым тяжёлым шагом незнакомца сердце в панике делало пирует в Дашиной груди.

Ноги остановились. Девушка с ужасом поняла, что грабитель наклоняется и сейчас её обнаружит.

***

– Да перестань ты буянить! Я же говорю, что ничего плохого тебе не сделаю! – Грабитель не без усилий вытащил брыкающуюся и визжащую Дашу и посадил её на кровать. Теперь он сидел напротив в её же инвалидном кресле.

Это был мужчина примерно пятидесяти лет, высокого роста и крепкого телосложения, хоть и с небольшим брюшком. Черты его лица были приятными, голову украшала копна густых, но абсолютно седых волос. Незнакомец был одет в поношенный тёмно-серый костюм, на ногах были армейские сапоги, которые, не в пример костюму, выглядели почти безукоризненно.

Даша же, наконец, обрела дар речи: