— Что ты так торопишься? Боишься, что не сможешь и дальше держать оборону?
Поскольку это было почти правдой, она поджала губы и толкнула его в спину.
— Тише ты; если дамы услышат твои слова, то я обвиню во всем тебя.
— Я тут ни при чем. Это ведь ты не можешь держать руки при себе.
Она посмотрела вниз и осознала, что действительно все еще прикасается к нему.
Черт! Она убрала руки и осмотрелась по сторонам, очевидно, в поисках утраченного здравомыслия, но обнаружить его было непросто.
— Я не говорила, что ты виноват, я сказала, что обвиню тебя.
В ответ он рассмеялся.
— И с каких это пор тебя беспокоит мнение окружающих?
— С тех пор как мне потребовалось произвести хорошее впечатление на этих женщин. Они все дамы со связями, и я надеюсь, что они порекомендуют своим близким и друзьям нашу гостиницу. Поэтому, Форд, прошу тебя, уходи. Будешь очаровывать меня в другой раз, обещаю.
Из‑за прикрытой двери все еще доносились женские голоса.
— Боже правый, — воскликнул кто‑то — возможно, Этель. — У меня до сих пор щеки горят. Если этот парень будет работать здесь, то я сама заберусь на крышу гостиницы и стану зазывать народ.
Форд взглянул на Тару и многозначительно изогнул бровь.
— Я тебя умоляю! — Она бросила попытки вытолкать его, — все из‑за твоего тела.
— Очарования у меня тоже предостаточно, — промурлыкал он. — Позволь присоединиться к вам, Тара. Поверь, это не повредит.
Это была еще одна особенность Форда. Он никогда не давал пустых обещаний. Его слово было надежно, как банковский сейф.
Она могла доверять ему, но не могла доверять себе. Ни на йоту.
Привалившись спиной к стене, она закрыла глаза в надежде на то, что если не будет смотреть на него, то сможет собраться с мыслями.
Но словно нарочно он оперся рукой о стену рядом с ее головой и придвинулся ближе.
— Прекрати, — сказала она слабым голосом. — Ты такой… — Соблазнительный. — Милый.
Он придвинулся еще ближе, и теперь их тела слегка касались друг друга.
— Раньше тебе нравилось, когда я был таким милым.
О да, о да, ей это нравилось. Она обожала, когда их тела сплетались. Она обожала двигаться с ним в унисон.
— Это было чертовски давно, — сказала Тара, напоминая себе самой о том, как все закончилось.
А закончилось это плохо.
Не сводя с нее глаз, Форд сделал шаг назад, но по‑прежнему был слишком близко, чтобы она могла расслабиться.
Она взяла стакан со стола и вернулась на террасу, чтобы наполнить его снова. Она улыбнулась гостям и сказала:
— Я вернусь через минуту.
— Не спеши, дорогуша, — ответил кто‑то. — Я бы точно спешить не стала.
Изо всех сил стараясь удержаться от гримасы, Тара снова вошла в прохладный холл гостиницы.
Форд стоял около парадной двери, но обернулся, когда она произнесла его имя. Передавая чай, она заметила, что он слегка удивлен. Он взял стакан, не сводя с нее взгляда.
— Что такое? — спросил он.
— Мне казалось, ты все еще хочешь пить.
Его губы изогнулись.
— Спасибо, но я имел в виду не это.
Тара сделала глубокий вдох, напрасно пытаясь собраться с мыслями.
— Из‑за тебя я забыла о манерах. Терпеть этого не могу.
— Нет, без хороших манер ты — это не ты. — Он провел кончиками пальцев по ее подбородку. В глазах его застыла грусть. — Ты хоть иногда вспоминала, Тара? О нас?
Она и рада была бы забыть, но куда там. Слишком много эмоций было потрачено. И хотя она сумела отгородиться от мира, но стоило вернуться в Лаки‑Хар‑бор, как стена эта дала трещину при первом взгляде на Форда.
Впервые оказавшись здесь в семнадцать лет, она злилась на весь мир за то, что отец и его родители оставили ее с матерью на все лето, так что она возненавидела все, связанное с Лаки‑Харбором.
До второго вечера пребывания в городе.
Она тогда крепко повздорила с матерью. Тара не очень хорошо знала Фиби, так что они просто не поняли друг друга. После размолвки Тара ушла гулять к океану, где столкнулась с таким же сбежавшим из дома семнадцатилетним подростком. С высоким, уверенным в себе, обходительным и дьявольски привлекательным Фордом Уокером.
Он лежал на одной из своих лодок, подложив руки под голову и глядя на звезды с таким видом, будто ему было плевать на весь мир. Хватило одной ленивой улыбки и стакана воды, который он предложил девушке, чтобы та влюбилась в него, влюбилась крепко.
Форд не был похож на парней, которых она встречала у себя дома. Он был не фермер или ковбой, равно как и не интеллектуал ботаник, которых она видела в школе. Форд был плохой парень и в то же время чертовски хороший человек, а еще очень симпатичный. Он быстро завоевал ее сердце, и она смеялась над каждой его шуткой, даже если шутка вовсе не была смешной. Его глаза горели дьявольским огоньком, предвещавшим неприятности, и в то же время он был удивительно обходительным. Они вышли под парусом в океан, залитый светом звезд, и купались в лунной дорожке.
Отныне каждую ночь она проводила в его лодке.
И, как бы невероятно это ни звучало, они все еще оставались просто друзьями. Она приходила к нему со злостью, смятением, беспокойством.
Она чувствовала себя такой… одинокой.
Форд знал, что это такое. Родители разошлись, когда он был ребенком. Мать выходила замуж еще несколько раз, так что он чувствовал, насколько эфемерны семейные узы.
Но он был оптимистом, руководствовался правилом «Создавай семью там, где можешь». И, честно говоря, именно это Таре в нем и нравилось. Ей вообще многое в нем нравилось, даже то, что он был тот еще смутьян и мог сделать так, чтобы она сама вышла из собственной «зоны комфорта».
Именно после этого они и стали больше, чем просто друзья.
Они уплыли далеко в море, сбросили якорь… и свои одежды. Так они занялись любовью — для нее это было впервые.
Но не для него.
Форд открыл для нее, какие удивительные ощущения может подарить близость, и в тот удивительный июль Тара безнадежно и бесповоротно отдалась в его власть.
Он и сам чувствовал по отношению к ней то же самое. Они не давали никаких клятв любви, но ощущали ее дыхание. Они были любовниками и дарили друг другу удовольствие — и телесное и духовное.
Такое взрослое слово «любовники». А если учесть, что Тара вскоре забеременела, отказалась от ребенка и сбежала обратно в Техас, то выходит, она оказалась совершенно не готова к взрослой жизни.
Было не важно, что подумал Форд.
Тара не побывала в Лаки‑Харборе ни сразу после рождения ребенка, ни в последующие годы. Она поступила в колледж. Путешествовала. Увлекалась. Даже влюблялась. Логан Перриш был очарователен, весел и у него была медаль Национальной ассоциации гонок на серийных автомобилях. Тара вышла за него и изо всех сил старалась вписаться в жизнь Логана, которая состояла из экстремальных путешествий, рекламных плакатов и каши на завтрак.
Она была женой известного человека и делала все, чтобы муж любил ее так же, как любил свой мир гонок.
Даже когда все пошло прахом, она выполняла свои обязательства, хотя и понимала, что их жизнь — сплошная фальшь.
«Всегда притворяйся». Эти слова стали ее девизом.
Но где‑то на этой дороге она потеряла себя. Казалось, что она постоянно теряла себя в той или иной степени. И что самое ужасное, Логан вовсе не был плохим, просто он оказался не тем парнем.
Так что Тара снова сбежала в Техас, где зализывала в одиночестве раны и старалась не забывать — она женщина, которая прошла через тернии и все‑таки выжила.
Женщина, которая вновь потеряла себя.
Стальная магнолия внутри ее прогнулась под натиском судьбы, когда Логан прислал документы о разводе. Из‑за его известности у них, конечно, имелся брачный контракт. Детей у них не было, так что она стала совершенно чистой и свободной как ветер. Логан настаивал на справедливом решении суда, так что полученными деньгами, всеми, до последней бумажки — она воспользовалась, когда ей и сестрам понадобились средства для гостиницы.