Выбрать главу

Слева раздался хлопок сработавшего пиропатрона. Из-за кустов появился надувной муляж бандита в чалме. Матвей вскинул удлиненный глушителем ствол «Вала» и надавил на спусковой крючок. Резиновая мишень стала сникать и повисла на кустарнике погасшим куполом парашюта.

Стены оврага с каждым шагом расступались. Он становился шире. В устье уже росли мелкие сосны. Наконец Кораблев разглядел справа и слева от тропинки по паре красных и белых флажков. Все, вышли на рубеж прекращения огня. С этого места стрелять нельзя. Однако секундомеры еще отсчитывают время и остановятся, когда спецназовцы окажутся у наблюдательной вышки.

Впереди, за деревьями, стало видно разбитый лесной проселок, по которому, мягко урча, катился БТР. Вадим повернул ему наперерез. Завидев бегущих спецназовцев, водитель сбавил скорость. На броне уже сидели Рыкунов и Дымов. Оба выглядели уставшими. Раскрасневшиеся лица лоснились от пота. Их пара шла параллельно вторым маршрутом. Он отличался тем, что там был разрушенный дом, который нужно было осмотреть, и полоса риска, где спецназовцев обстреливают из пулеметов боевыми патронами. Теперь они должны были вместе вернуться на исходный рубеж.

Матвей поравнялся с БТР и ухватился за поручень.

– Стой! – раздался голос Дыма.

Бронетранспортер замер.

Кораблев забросил на скобу ногу, подтянулся и влез на броню. Следом забрался Ткач.

– Поехали! – крикнул Рык.

Корпус машины вздрогнул и мелко затрясся.

– Ну как? – спросил, пытаясь перекричать шум, Рык.

Вместо ответа Матвей показал большой палец.

– А предчувствие? – насмешливо глядя на него, задал он следующий вопрос.

Матвей невольно посмотрел на Ткача. О чем-то сосредоточенно размышляя, лейтенант смотрел вперед. В груди вновь пробежал неприятный холодок тревоги.

«Паникер», – подумал про себя Кораблев. Однако что-то не давало отвести взгляд от Ткача в сторону. Что?

Нависшая над дорогой ветка заставила всех пригнуться. БТР круто повернул влево. Лес кончился. Дорога пошла под уклон, вдоль русла почти пересохшей речки. Напряжение Матвея усиливалось. Здесь еще один поворот, а водитель не сбросил скорость. Справа – железнодорожная насыпь, в конце которой стояли три пассажирских и один товарный вагоны. Это учебное место по отработке самых разных вопросов на железнодорожном транспорте. Небольшой состав привезли на большегрузных трейлерах в прошлом году. Рота обеспечения учебного процесса сделала насыпь, уложила несколько десятков метров рельсов, на которые их и установили. Периодически спецназовцы проводили здесь занятия. С завидным постоянством на окна устанавливались новые стекла, обожженные места закрашивались. Хоть сейчас цепляй к подвижному составу – и в путь.

– Нет, – одними губами проговорил Матвей.

Гул двигателя превратился в вой.

– Что он делает? – раздался голос Дыма.

Дальше все произошло как в замедленном кино. Корпус бронетранспортера вдруг подлетел, и его понесло к насыпи.

– Прыгай! – крикнул Матвей и оттолкнулся от брони.

Уже в полете он понял, что мучило его, когда он смотрел на Ткача… Ремень «Вала», который лежал у друга на коленях, свалился и зацепился за крюк, к которому обычно крепился конец веревки, удерживающий свернутый в рулон тент. Матвей ударился о землю, перекатом смягчил падение и тут же встал на ноги. Раздался страшный грохот и лязг. В тот же момент он увидел, как качнулись вагоны. Кораблев зажмурился, однако в следующий момент открыл глаза и устремился к уже замершему на месте БТР.

* * *

Катя не могла сообразить, проснулась она или вовсе не спала. Поняла, что смотрит в окно, только тогда, когда заработал будильник. Вытащив из-под одеяла руку, не глядя, нащупала пищащего зайца с циферблатом вместо мордочки и надавила на расположенную между пластмассовых ушей кнопку. Перед сном она даже не задернула шторы, и солнце щедро заливало светом и теплом всю комнату. Несмотря на прекрасное утро, веселое щебетание птиц за окном, на душе было тоскливо. Наступившего лета она не замечала.

На балкон стоящего напротив дома выбежали дети, и Катя еще некоторое время отрешенно наблюдала за двумя белокурыми головами, торчащими из-за ограждения. Не хотелось ничего делать. Даже дышать.