Тренировка продолжилась. Минут через двадцать в дверь постучали.
Воитель торопливо спрятал кинжал, подскочил к Юкки, легонько толкнул. Никакой реакции – девочка снова уснула. Фиг с ней, решил Кирюха. Кто бы там ни пришел, вряд ли он будет стаскивать одеяло с незнакомой бабы, если вообще заметит ее, такую тщедушную, на Кирюхиной кровати.
За дверью оказался один из тех трех охранников, которых Кирюха видел прошлым вечером в гостях у Оли, самый молодой из них. Плотный, небритый, со слегка обвисшими щеками и мясистыми ушами. Камуфляжная куртка, армейский ремень. На поясе кобура.
– Кирилл Шне-е-ман? – спросил он и сипло засмеялся, шлепнув себя по подбородку. – Да, Шнееман. Ну и фамилия. Ты на еврея совсем не похож!
Тебя бы хорошим манерам поучить, подумал Кирюха. Родились бы мы с тобой на пять веков пораньше, ты бы уже ползал передо мной, подбирая с пола свои свиные уши. Он представил, как двумя молниеносными взмахами кинжала отсекает грубияну его локаторы, и с кривой улыбкой спокойно ответил:
– Не на еврея, а на немца. Мой дед был эсэсовцем.
– Да ты че! – вислощекий отшагнул назад, будто у Кирюхи в руках появился «шмайссер». – А ты сам из Германии? По-русски хорошо шпаришь!
– Нет. Моего деда взяли в плен, держали в лагерях до пятьдесят шестого, он женился на русской, тоже бывшей заключенной, и остался жить в СССР.
– А че фамилию не сменил?
– Что ты имеешь против моей фамилии?
– Не, ниче, – охранник почуял, что беседа заходит куда-то не туда. – Я от коменданта. Шагом марш на штрафные работы. Одень че-нито погрязнее, на сборы две минуты.
– Тьфу ты, а я и забыл... – Кирюха вновь пододвинул к шкафу табурет и полез в верхний ящик за старым спортивным костюмом. На обратной стороне дверцы от прежних жильцов сохранился настоящий иконостас онаниста – множество наклеек с обнаженными загорелыми девицами.
– Кстати, в общаге крыса завелась. Знаешь? Слышал?
Кирюха было вздрогнул, но мгновенно взял себя под контроль:
– Что значит «завелась»? Они здесь и не переводились никогда, грызуны эти...
– Я не о том. Нелегал пролез. Посторонний. – Охранник по-прежнему стоял на пороге, не заходя в комнату. – Такие сведения Олегу Ивановичу поступили. Ты вчера никого чужого на этаже не видал?
– Нет, – твердо сказал тот. Не смущаясь постороннего, скинул брюки, сел на табурет, стал натягивать спортивные штаны, продранные на коленях. – Пришел, чаю похлебал, спать лег. Скажи еще, что он у меня скрывается. Думаешь, я буду какого-то незнакомого дядьку у себя прятать?
– Да не дядьку, – охранник помял мозолистыми пальцами потное ухо. – Бабу мелкую. На вид лет пятнадцать, маленькая. Блондинка.
– Здесь такой нет. Кстати, тебя как звать?
– Константин. Еще вопрос, Кирюх. Личный. Как раз про блондинок. Ты Ольгин парень?
«Уже нет», – хотел сказать Кирюха, но не успел.
– Что ты ей сказал вчера?
– ?!
– Ты вчера приходил, я помню. Потом ушел, а она часа два проплакала. Просто лежала и ревела в подушку. Я к ней и так, и сяк. Спрашиваю, может, он тебе нагрубил? Может, пойти разобраться? А она: нет, не надо, он мне ничего не сделал – и опять плачет. Потом всех выгнала, кто был в комнате посторонний. Девчонки, Лизка с Зинкой, говорят: всю ночь глаз не сомкнула.
Кирюха застегнул молнию легкой куртки «пума»:
– Все, я готов.
– Нет, ты ответь.
– А что? – Кирюха был спокоен, как никогда. – Обычное дело. Разошлись мы с ней.
– Как – разошлись?
– Я от нее ушел. Это мое право. Она теперь свободна. Можешь сам попробовать с ней, если хочешь...
– Я? – Константин удивился. – Я-то пацан женатый, – он поднял ладонь, продемонстрировав обручальное кольцо. – Слушай... А ты не из-за меня с Олей разругался? Ты не так все понял, я даже не думал насчет нее... Я жену свою знаешь как люблю! – В качестве доказательства любви он крепко выругался.
– А чего к Оле ходил? – поинтересовался Кирюха, подумав, что чего-то недопонимает в этой жизни.
– Веселая она. Такая, знаешь, беззаботная... Рядом с ней как-то все проблемы разом исчезают... Зайдешь чайку попить, посидишь, отдохнешь...
– Если бы ты один такой любитель чайку попить был... К ней же парни табунами валят!
– Такая уж она общительная... При мне ничего плохого не было, просто сидели все вместе, тусовались... Оля, она тебя любит... Поговори с ней.
– Говорить нам не о чем.
– Да почему? Чем она тебя не устраивает? Классная девка...
– Хватит болтать, придурки! – сердито крикнула Юкки из-под одеяла. – Здесь люди спят!
Константин тут же стушевался и заплясал на месте, переминаясь с ноги на ногу.
– Ладно, Кирюх, проехали... – произнес он, глядя куда-то в угол. – Пошли...
– Ты не очень-то болтай, что я тут с девушкой... – сказал Кирюха, когда они вышли из комнаты.
– Да я что, не понимаю... – грустно ответил охранник. – Спи, с кем хочешь.
«Знал бы ты, С КЕМ!» – подумал Кирюха и мысленно улыбнулся.
Вот еще проблемы! Теперь надо думать, как быть с Олей. Видимо, придется пересмотреть отношение к этой чересчур веселой девчонке, если она и впрямь страдает. Хотя нет, лучше оставить все как есть. Поревет-поревет, да и забудет. Так и произойдет. И в любом случае, все дела сердечные нужно будет улаживать уже после того, как решится главный вопрос: куда девать Юкки. В комнате ей оставаться нельзя.
В конце коридора, возле входа в уборную, стояли двое: Антон и Настя. Неладно скроенный циничный очкарик, похожий на длинношеего гуся, и низенькая девчонка, усыпанная веснушками, смешливая и солнечная.
– Вон и твои подлые сообщники, – сказал Константин.
– Антошка, слыхал? Нас приласкали, – сказала Настя. Оба расхохотались.
– Хватит ржать, бойцы, – незлым голосом сказал вислощекий охранник – Вот вам ключи. Ведра, тряпки, метла – все в сортире, в кабинке, на которой замок висит. Все. Меньше слов – больше дела. Приду – проверю. Схалтурите – пеняйте на себя. Буду спрашивать по законам военного времени. И Боже вас упаси потерять хоть один ключик – Соломоныча удар хватит.
– Ну да, у него кроме этих ключей в жизни нет ничего, – хмыкнул очкарик.
Антон, также известный как Слепень, был худ, как соломина, но при этом крепко сколочен. Когда учился в школе, слыл конченым психопатом, поэтому никто никогда с ним не связывался. Еще в младших классах, когда его начинали дразнить «профессором» или «очкастым», Слепень, не произнося ни звука, поднимал ближайший предмет потверже, будь то пенал, стул, обломок кирпича или железный прут, и так же безмолвно бил обидчика по макушке или по лицу, вышибая кровь. «Ты дурак, он же пошутил!» – кричал кто-нибудь, на что Антон невозмутимо пожимал плечами: «Я тоже».
Кирюхе рассказывали об этом самые разные люди. «Да, я знаю об этом», – говорил он. «Знаешь и общаешься с ним? Не страшно?» «Нисколько». «Он же шизик!» «Согласен. Самый натуральный шизик. И что с того?» «Да нет. Мое дело предупредить...»
Неприятная история случилась в конце прошлой недели. Кирюха, Настя и Антон поздно вечером стояли на балконе и болтали, потягивая из стеклянных бутылок кислое пиво.
– Меня всегда интересовал один вопрос, – сказал Слепень, равнодушно глядя с высоты восьмого этажа на убогие деревянные избушки поселка Треухово.
– Какой вопрос?
– Вы смотрели хоть раз в жизни какое-нибудь кино про зомби?
– Смотрела и не раз. Тебе все перечислить? – ответила Настюха, с молодецким видом выпустив изо рта струйку крепкого дыма. Из всей троицы она была единственной, кто курил.
– Нет. Я о чем: напомни мне сюжет любого из них.
– Без базара. Из могил подымается мертвечина – безо всякой уважительной причины – и начинает кусать живых. Покусанные тоже превращаются в зомби...
– А чем все кончается? – перебил Антон.
– Обычно тем, что все до одного герои фильма становятся ходячими трупами. И нам дают понять, что так будет с населением всего земного шара.