— Гм…
— Эта компания выпускает тампоны с веревочками или без?
— Нравится шутить насчет месячных? — вздохнула Лариса.
— Мне столько приходится впитывать! — воскликнула я.
Времени ни на что не хватало. Когда я вернулась домой, издатель организовал еще шесть интервью. До того как сочинить книгу, до того как родить ребенка, я много лет вела развлекательную рубрику в «Филадельфия икзэминер». Я решила, что десять лет жарки котлет подготовили меня к путешествию по мясорубке. Увы, я ошибалась. Я впускала в дом бывших коллег: прыщавых и гладких, беспокойных и безмятежных, работающих матерей со звонящими мобильными, медлительных стариков, которых кидало из газеты в газету и из журнала в журнал. Показывала им дом, травила байки о книжном туре, знакомила с Джой. В основном получалось неплохо. Правда, журналисту из «Паблишинг тудей» не понравилось содержимое моего холодильника (слишком много масла и слишком мало свежих фруктов). А чикагский еженедельник опубликовал интервью под мерзким заголовком «Неподъемная девица — королева современного любовного романа». («Неподъемная? — жаловалась я Питеру, размахивая вырезкой — Неподъемная? Пусть зарубят себе на носу, „неподъемными“ бывают мешки с мусором. А я пухленькая».)
Как-то в воскресенье утром я открыла почтовый ящик и увидела, что «Икзэминер» нет.
— Это ты забрал газету? — крикнула я.
Питер отвел глаза и покачал головой.
— Сегодня не принесли, — ответил он.
У меня упало сердце. Газета приходит всегда, значит, Питер встал пораньше и выкинул ее. Я поняла почему. За неделю до этого я беседовала с журналисткой из «Икзэминер», тихоней, нанятой на мое место. Она принесла букет гвоздик из супермаркета.
— Обожаю детишек! — сообщила журналистка перед знакомством с Джой. — Если вам вдруг понадобится няня…
Я поблагодарила. Видимо, «Икзэминер» платит ей меньше, чем когда-то мне. Интервью заняло всего полчаса. В основном я отвечала на вопросы о том, как выкроить время на книгу, работая в газете, как найти агента, не может ли мой агент прочитать ее книгу, ведь теперь она знает, как выкроить на это время.
Питер встал у меня за спиной, положив ладони мне на плечи. Я глубоко вздохнула, собираясь с силами.
— Совсем плохо? — спросила я.
— Лучше тебе не читать.
— Ерунда. Бывший парень обозвал меня толстухой в «Мокси». Что может быть хуже?
Мучительная пауза.
— По-моему… — начал Питер.
Зазвонил телефон, и я схватила трубку.
— Алло?
— Зачем ты рассказала «Икзэминер», что я лежала в клинике для алкоголиков?! — завопила сестра.
У меня отвисла челюсть.
— Зачем я что?
— Зачем… ты… рассказала… «Икзэминер»… что… я лежала в клинике для алкоголиков?! — Похоже, сестра разозлилась не на шутку. — И если уж на то пошло, почему не объяснила, что я просто хотела с кем-нибудь познакомиться?
— Не знаю, о чем ты. Мы вообще тебя не обсуждали!
Сестра закричала еще громче.
— Но почему? Разве ты не в курсе, что мне нужна реклама?
— Погоди. — Я включила ноутбук в кухонную розетку, хотя Питер отчаянно мотал головой. — Я еще не видела статью.
Я открыла страницу. Сестра продолжала орать мне в ухо. Я сглотнула. «Вся подноготная, — гласил заголовок. — Как бывшая сотрудница „Икзэминер“ Кэндейс Шапиро превратила грязное белье своей семьи в золото».
— Вся подноготная? — вслух произнесла я. — Грязное белье?
Запищал телефон — поступил звонок на вторую линию.
— Не вешай трубку, — велела я сестре. — Алло?
— Кэндейс! — Это был мой брат.
— Джош! — Страница продолжала грузиться. — Хочешь выяснить, зачем я поведала «Икзэминер», что Люси лечилась в клинике для алкоголиков?
— Нет, — отозвался он. — Всего лишь узнать, зачем ты подняла ту историю, когда в пятнадцать лет меня арестовали за распитие спиртных напитков.
— Ничего подобного!
Я изучала статью. «Кэндейс Шапиро сидит на диване в своем шикарном доме в центре города, с трудом закинув свои пухлые ноги друг на друга. Ее расплывшееся лицо искажено в ухмылке, словно она не до конца верит в богатство, свалившееся ей на голову». О господи! Я продолжила читать. Действительно, упоминалось об аресте Джоша (его замели на лужайке у друга за коктейль из ягодного сока с вином) и о кратком визите сестры в клинику. В статье указывался не только аванс за книгу, но еще и мой адрес и даже стоимость дома. В свое время я так же поступила с квотербеком «Иглз», вовлеченным в особо грязный развод.
— «Мятый сарафан шестнадцатого размера из магазина „Лейн Брайант“[65] лежит на неубранной постели Шапиро. На нем сохранился ценник — триста девяносто девять долларов девяносто девять центов», — вслух прочла я. — Так, для начала, этот сарафан стоил тридцать девять долларов девяносто девять центов!
Позвонили в дверь.
— Я открою, — вызвался Питер, потому что у меня снова запищал телефон.
Я перевелась на другую линию.
— Это мама, — ласково и безмятежно проворковала мать в трубку. — Кэнни, ты же знаешь, я не против, пиши обо мне. Но может, все-таки не стоило рассказывать всему свету, что я познакомилась с Таней в джакузи в Еврейском культурном центре?
— О господи, — застонала я. — Мама, я не…
Дверь дочкиной спальни распахнулась. Джой спустилась по лестнице в одной лишь треуголке и трусиках с русалочкой Ариэль. За пояс трусиков была заткнута зубная щетка.
— Пиратка Джой!
— Я перезвоню, — пообещала я матери, нажала «отбой» и поцеловала дочь. — Сходи надень штанишки и рубашку, милая.
— Презренные псы, — грустно сообщила Джой и направилась обратно в спальню.
Питер вернулся на кухню с коричневым бумажным свертком в руках.
— Кто-то испек для тебя печенье. — Он выкинул презент в мусорное ведро и вымыл руки. — Полагаю, лучше не пробовать.
— Уверен?
Я с отвращением читала статью, с каждым словом все больше чувствуя себя раздавленной.
— «Нервная и озлобленная»? «Обожает исповедоваться»? Да она не успела даже понять, насколько я на самом деле безумна. И к тому же исказила имя Джой! «Джойс» — это надо же!
Дверь спальни дочери снова распахнулась. Джой медленно спустилась по лестнице. Она сменила пиратскую шляпу на ковбойскую и нацепила на голый животик пояс и два пластмассовых шестизарядных револьвера.
— Ковбойка Джой!
— Штанишки, — твердо напомнила я. — Рубашка.
Каждое воскресное утро мы ходили в Старый город и в «Метрополитен бейкери», пили кофе с круассанами. «Только не сегодня», — подумала я. Ни за что не покажу свое расплывшееся и, возможно, ненормальное лицо людям.
— Черт побери! — Джой снова побрела наверх.
Я прочла вслух:
— «В доме Шапиро полно следов пребывания трехлетнего ребенка, от крошек печенья на полу до полусобранной пластмассовой магазинной тележки в гостиной. В тот день собака, Нифкин, разлеглась на диване, а вот дочери, Джойс, нигде не было видно. Шапиро объяснила, что теперь, когда ее настигла слава, с ребенком сидит бабушка. „Няни, моя сестра, мамина любовница, официантка из „Старбакс“, лишь бы кого-то найти“, — засмеялась хозяйка, после чего поделилась со мной историей, как во время книжного тура ее сестра, накануне вышедшая из клиники для алкоголиков, умудрилась запереть Джойс в гостиничном номере».
Я захлопнула ноутбук. Оказывается, когда в журнале тебя называют толстой — это еще не самое страшное.
— Я плохая мать? — Я закрыла лицо руками. — Не понимаю. Она казалась такой милой! И откуда она узнала о джакузи?
— Кэнни, — осторожно начал Питер, — ты ведь рассказала эту историю всем в новостном отделе.
Я опустила голову. Он прав. Я действительно ввела в курс дела многих сотрудников. Причем используя трубочку и банку диетической колы для звуковых эффектов.
— Но зачем же было трезвонить об этом на весь свет?
Я упала на стул, подо мной что-то раздавилось. В лучшем случае пластилин. В худшем — недоеденный виноград.
— А сплетни о моей семье! — Я поежилась от стыда. — Она даже не спрашивала меня об этом! Ее интересовало только, пишу я от руки или на ноутбуке. — Я сморгнула слезы. — Почему она так со мной обошлась?! Я никогда бы так не поступила.