— Пока зовет, надо идти, не то остынет, передумает. Мало, что ли, других пригожих девок? Соглашайся, Сонечка!
И моя мама послушалась совета своей бабушки. Но в тот решающий для нее вечер долго не могла заснуть и, чтобы успокоиться, взялась за книгу. Как нарочно, ей попались свадебные песни Сафо: «Невинность моя, невинность моя, куда от меня уходишь?» — «Теперь никогда, теперь никогда к тебе не вернусь обратно!»
— Понимаешь, Ритка, от этого «никогда», от необратимости событий мне сделалось ужасно холодно, — поежилась мама. — Я закуталась в плед и вышла на балкон покурить. У нас на старой квартире там большой деревянный ящик с пустыми банками стоял. Мне нравилось сидеть на нем и смотреть в небо. Но той ночью оно было совсем слепым, затянутым облаками. Ни одной звезды… И я пошла под венец, как слепая, с завязанными глазами… А после свадьбы уже и вовсе не до звезд стало — беспечность ушла… Знаешь, Риточка, мне в замужестве никогда не было легко. Правильно тебе Ленчик сегодня сказал: не торопись!
Она схватила зажигалку, а я посетовала:
— Тебе лишь бы курить!
— Нет, почему же? Мне бы еще кухонный комбайн не помешал. А раз его не имеется, давай ты шуруй!
Мама свободной от сигареты рукой протянула мне миску с очищенной морковкой и терку. Даже не миску, а целый тазик! Я пыталась сопротивляться:
— Куда столько моркови? Мы же не кролики!
— Да, не кролики, однако от моего салата «Огонек» еще никто не отказывался!
…Шел двенадцатый час ночи, а в зале в полную мощь динамиков разорялся телевизор. Какая-то дурацкая реклама типа «вливайся срочно» или «наливайся срочно». Я думала, это папаша вдохновляется слоганом, продолжая пьянствовать в одиночку. А он преспокойно дрых, закрыв ухо подушкой-думочкой. Мама вырубила телик, укрыла своего суженого теплым пледом и отправила опустошенную им бутылку в мусорку. А сама вернулась к готовке: в самом деле, гадость эта семейная жизнь! На плите пылали все четыре конфорки — на одной томились в скороварке телячьи ножки для холодца, на другой варились яйца для салата, на третьей — свекла. И уж не знаю, что на четвертой. Мы тонули в пару, как прачки, и распахнутая форточка совершенно не помогала. У мамочки на лбу выступила испарина — настолько усердно она месила тесто. И я взмокла, пока натерла прорву моркови. Уделала ее как бог черепаху и схватилась за фотоальбом, чтобы больше вкалывать не заставляли.
— Мамуль, это бабушка в молодости?
— Нет, ее сестра, моя тетя Алла. Ты заметила, Риточка? Девушки в роду Рубинштейнов — одна краше другой! Что значит — смесь кровей… Одна моя мама вышла замуж за русского. У Аллочки муж — чех, у тети Регины, которая живет в Москве, и вовсе араб.
— Как это ее угораздило?
— А разве влюбляются в национальность? — вскинула она на меня темные, блестящие глаза.
— Не знаю во что…
— И никто не знает! Но вот что характерно: все девушки в нашем роду — ну кроме бабушки Софьи и меня, конечно, — выходили замуж неоднократно. Очаровывались, разочаровывались и снова пытали судьбу, на что-то надеясь. Вечные невесты, — усмехнулась мама, сдувая со лба упавший локон. — Впрочем, я их прекрасно понимаю! Быть невестой — это упоительно, это пик женской власти! Потому настоящие девушки, сколько бы им ни было лет, не спешат выйти из нежного возраста невест. Вечно пребывают в полной боевой готовности влюбиться, раствориться в чувствах… Одна я — не женщина, а мороженая курица… Заменитель кухонного комбайна!
— Дался тебе этот комбайн! Говори, чего еще нужно искромсать, я сделаю.
Мама от помощи отказалась. Отправила меня спать, а сама осталась крутиться на кухне. Я втихаря стащила со стола сборник Сафо, легла в кровать и раскрыла его наугад, прочитав: «Вечной девой останусь я!» — «Выдадим», — сказал отец.
Фу, лучше бы не читала…
Через стенку я слышала, как матушка тихонько, неразборчиво напевает нечто задумчиво-печальное. Кажется, «Шумел камыш, деревья гнулись…» Мне под ее пение было очень даже сладко жалеть себя — невесту без места.
Мое утро началось в полдень, причем разбудил меня заливистый смех именинницы. Мама разговаривала с кем-то по телефону, ежеминутно рассыпаясь в благодарностях. Я вышла в зал, когда она уже повесила трубку и сообщила:
— Бабушка меня поздравила! Передавала тебе привет, спрашивала, собираешься ли на каникулы в Ялту.
— Да ну, там такая скукотища… А чего ты смеялась?
— Мама сказала: держись, крепись, дочка, возраст от сорока до пятидесяти лет — самый трудный. Ты пока еще достаточно молода, чтобы осознавать, что молодость проходит. Но после пятидесяти полегчает — искушений останется меньше, и просто перестанешь им сопротивляться, — лучезарно разулыбалась матушка и заключила, что ее мать — большая оптимистка.