Ежи Сосновский
Все для Баси
…можешь мне все сказать.
И ты можешь мне все сказать.
Я буду об этом помнить, камень.
Никто никогда не волновал меня так, как она. Я часто говорил ей о любви, но, по правде сказать, мне не хватало смелости объяснить, что стоит за этими словами: умиление, нежность, какая-то меланхолия на грани слез – ведь того, что она заслуживала, в чем нуждалась, не было даже в раю, а тем более здесь! Басе подобные чувства вряд ли пришлись бы по вкусу. Она безумно хотела, чтобы к ней относились всерьез, хотела вызывать восторг, а не нежность, ждала восхищения, а не улыбки, которая растягивала мои губы, когда я на нее смотрел. Ты не относишься ко мне серьезно, упрекала она меня, когда я, гладя ладонью ее щеку, старался, чтобы мои прикосновения были чувственными, – а ведь я ласкал ее, как ребенка, как маленького зверька. Бася ошибалась: она была для меня всем – невестой, дочкой, кошкой и домом. Я старался выполнять все ее желания, играл роли, которых она от меня ожидала. Могло ли быть что-либо серьезнее? И только тайком за ней подглядывал: как она с забавной старательностью кладет на стол руки, рядышком, словно лапки; как во время романтической прогулки по парку подталкивает ногой каштан, неожиданно упавший на асфальт аллеи; как (совершенно по-кошачьи) наклоняет набок голову, когда замечает что-то, ее удивившее; как во время светского приема, думая, что ее никто не видит, осторожно касается плюшевой портьеры, такой приятной на ощупь.
Бася изучала зоологию, что, конечно, страшно все осложняло: говоря ей нежные слова, я не имел права даже упоминать о фауне – не только банальные «песик» или «киска», но и более редкие: «тюленик», «львенок», «зайчик» – вызывали протест: я изучаю жизнь животных, а не одна из них. Когда я попытался объяснить, что нежные прозвища мы с давних пор заимствуем у природы, в ответ услышал: можешь называть меня Летучая Мышь. Мог ли я назвать Летучей Мышью ту, которую мне хотелось спрятать в карман на груди? Я капитулировал. Главное, чтобы Бася была счастлива.
Но стоило мне узнать, что в рамках практических занятий она взяла домой маленького крокодильчика, я впал в панику. Напрасно она успокаивала меня, что крокодил – несмышленыш, что она держит его в аквариуме под лампой и отдаст обратно в зоопарк, когда животное подрастет, – мысль, что она может пропустить момент, что крокодил может ее укусить, сделать ей больно, даже изуродовать, не давала мне покоя. Я потребовал, чтобы аквариум сверху был закрыт решеткой, хотя поначалу то, что ползало там по дну, было похоже на головастика-переростка. Однако тварь росла (а я не знал, с какой скоростью). Единственным аргументом, заставлявшим меня помалкивать, была счастливая улыбка Баси, с которой она глядела на своего подопечного. Я не хотел ее огорчать, но ежедневно при встрече допытывался, какова длина крокодила. Как только он достигнет двадцати сантиметров, думал я, сам отвезу его в зоопарк, даже насильно. Но пока в нем было пятнадцать.
Тем временем Басю вызвали к больной бабушке. Ей предстояло уехать на неделю-другую, и история с участием пятнадцатисантиметровой животины приняла новый оборот. А именно: Бася обратилась ко мне с неожиданной просьбой. Послушай, сказала она умоляюще, я обещала, что подержу его у себя до конца марта, не могу же я всех подвести, помоги мне. Присмотри за ним, пока меня не будет, я тебе все объясню. Что мне оставалось делать? В конце концов, две недели моя любимая будет в абсолютной безопасности. А ее глаза уже готовы были наполниться слезами. Все, только не это! – и я сказал: хорошо, получил ключ от ее квартиры и… стал опекуном маленького крокодила.
В тот день у меня кончился картридж, и я поехал на Гоцлав, на оптовый склад, чтобы купить сразу два и дешевле. Я немного поболтал с продавцом – с тех пор, как уехала Бася, я старался как можно чаще разговаривать с людьми, чтобы заглушить тоску, – а потом решил еще пройтись вдоль Вислы. В начале нашего знакомства мы тут часто бродили, и Бася показывала мне разную живность, которая водится в прибрежных камышах. Разную живность… я спустился с дамбы, и вдруг мне стало страшно: я попытался вспомнить, когда в последний раз кормил крокодила. После отъезда Баси я заходил к нему один раз, а потом, чтобы отвлечься, сел разрабатывать давно задуманную программу. Я с ужасом подумал, что, наверное, потерял счет времени, и меня бросило в жар. Какой сегодня день? Четверг? Понедельник? Бася уехала в субботу. Пожалуй, понедельник? Хотя нет, продавец что-то говорил про четверг. И что четверг – о Господи! – был позавчера. Я должен был кормить крокодила каждые два дня. Если четверг был позавчера, то сегодня суббота. Может ли крокодильчик прожить без еды неделю? Что делать, если я уморил его голодом?