Отдел главного технолога «слабо владел», а точнее, вообще не владел ситуацией. В конце августа 38-го года главному конструктору Грабину пришлось лично провести проверку всех чертежей валового производства Ф-22. Увиденное поразило его. Создавалось такое впечатление, что на заводе производятся несколько различных вариантов пушки. После сборки большие трудности возникали со сдачей. Половина орудий возились на полигон для контрольных стрельб по два-три и более раз, а иногда и по 10–15 раз. [52 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 2, Д. 190, Л. 70.] Данный факт признавал в своих мемуарах и сам Грабин. В целом немногочисленные партии Ф-22 проходили военную приемку с большим нажимом.
Чтобы обеспечить выполнение оборонной программы, директор и руководство завода принимали все новые меры. Были в срочном порядке введены в эксплуатацию пружинная мастерская и мастерская металлопокрытий. В литейном цехе срочно внедряется метод разлива стали двумя ковшами, что позволило отливать 40 тонн стали. Часто приходилось прибегать к импровизации: ремонтно-механический цех вместо ремонта оборудования загружался механической обработкой деталей и частично сборкой; осуществлялись «оперативные переброски» рабочей силы из цеха в цех, с участка на участок. Усилиями директора в течение года заводу удалось получить 144 из 146 станков, выданных ему наркоматом, в то время как на многих заводах отрасли возникали большие проблемы и задержки с получением выписанного оборудования.
Мирзахановым был создан отдел организации труда, подчинявшийся лично ему. Усилился контроль качества на промежуточных этапах, принимались меры по борьбе с перерасходом, хищением сырья и материалов, укреплению финансово-сметной дисциплины. Кроме того, новый директор развернул борьбу с «вредительством». В его приказе от 10 мая 1938 г. говорилось: «Одним из методов вредителей на нашем заводе стал метод замаскированного вывода из строя производственного оборудования с целью дезорганизации всего производства». [53 — Там же, Д. 1, Л. 173.] Одним из примеров «вредительства», по мнению Мирзаханова, было содержание импортного оборудования в недопустимом состоянии.
В механическом цехе № 1 простои оборудования по причине аварий в среднем составляли 25 % от его общего числа в цехе. Ремонт производился некачественно, значительное количество станков использовалось технологически неправильно. Например, горизонтально-фрезерный станок «Ванделер» № 274 в механическом цехе № 2 использовался для разрезки металла, хотя не был предназначен для этого. В связи с этим были организованы комиссии по цехам с целью проверки знаний технологии мастерами, наладчиками и бригадирами.
Тяжелое положение наблюдалось и в кузнечно-прессовом цехе. Из-за чрезмерной загрузки там участились аварии оборудования. Так, 20 июня вышел из строя молот № 6334, а 27 июня — молот № 6338. 4 июля сломался молот № 6348, и это была уже двадцатая серьезная авария с начала года. Сгорали электродвигатели, разрушались печи. В итоге план перехода на штамповку деталей для Ф-22 выполнен не был. А газета «За ударные темпы» от 22 сентября 1938 г. изобличала дисциплину в этом цехе: «опоздания», «уход раньше окончания смены», «пьянство». [54 — ГУ ЦАНО, Ф. 2491, Оп. 2, Д. 2, Л. 88, «За ударные темпы» 22.09.1938 г.]
Во втором квартале 1938 г. из-за большого количества сверхурочных работ ремонтно-механический цех перерасходовал фонд зарплаты на 11 тысяч рублей, а цех № 13 — на 19 тысяч рублей. Причем наибольшее число сверхурочных часов тратилось на ликвидацию последствий аварий и ремонт оборудования. За девять месяцев того года общий перерасход фонда зарплаты по заводу составил три миллиона рублей при выполнении плана на 79 %. Брак и простои зачастую оплачивались полностью, выплачивались необоснованные премии. Таким образом, финансовая дисциплина была из ряда вон плохой.
Впрочем, подобные явления наблюдались во всей советской промышленности. 17 мая 1938 г. вышел приказ Наркомата оборонной промышленности (НКОП) «О перерасходе фонда зарплаты». В нем приводилась следующая таблица. [55 — Там же, Д. 1, Л. 216.]
В 1937–1938 гг. на заводе № 92 участились пожары. Только в мае 38-го года в термическом цехе произошли четыре пожара, причем один из них привел к взрыву печи. Потребовалось даже создание в цехе стационарного поста пожарной охраны.